На пороге Ершов остановился:

– Ген, а ты не отключай в понедельник прибор. Представляешь, какой цирк будет?!

– С ума сошел? Что я им скажу?

– Ну, скажешь, что сбой случился или что-нибудь еще… Неужели не придумаешь?

– Ага, так они мне и поверят!.. И потом, камера уже не в приборе, а в моем рабочем столе.

– Ты зачем вообще эту ловушку изобретал? – посуровел Ершов. – И ведь даже не ведаешь, что натворил!

– А что я такого натворил?

– Изобрел средство абсолютного контроля над человеком, – Ершов понизил голос, отчего фраза прозвучала особенно зловеще.

– Скажешь тоже… – попытался отмахнуться Генка.

– А ты раскинь мозгами-то! Кому ж, как не тебе знать, что это так!

Погрустневшие глаза Воротникова сказали: это так! И Ершов продолжил:

– Об ответственности тех, кто создавал атомную бомбу, знаешь? Читал? Ну, у наших ученых хоть благородная цель была. А у тебя что? Насолил всему человечеству…

Генка встрепенулся:

– Еще чего придумаешь! «Человечеству»… Ничего с ним не случится. А вот мне Веселиныч с Порватовым небо в алмазах покажут! Все! Привет! Разговор окончен!

И Генка захлопнул дверь.

– Переговоры закончились полным провалом, – подытожил Ершов.

– По-моему, с «человечеством» ты хватил через край, – говорил ему Вилен, пока они ждали лифт, застрявший где-то наверху. – И потом, если уж на то пошло, от Генкиного изобретения, как и от атомной энергии, может быть не только вред.

– Да? – усмехнулся Ершов. – Например?

Лифт, наконец, приехал.

– Ну, предположим, сел пьяный человек за руль и чешет беде навстречу. А на дороге стоит Генкин прибор. Он пьяного этого раз – и вычислил, передал сигнал гаишникам, а те его тормознули. Разве не польза?

– Что ж ты наивный такой?! Тормозить-то они будут всех подряд: и тех, кто, действительно, пьян, и тех, кто кефиру попил, и тех, кто корвалолу принял.

– Ну, знаешь, так любую идею можно до маразма довести.

– И не сомневайся: доведут! Они обязательно доведут!

Вилен и Илья вышли из подъезда.

Вечер был по-вчерашнему теплый. Говорят: «на сердце кошки скребут», а у Вилена эти неизвестно как появляющиеся там зверьки просто мягко пробежали, щекоча хвостами, и в память вплыла Вика.

– Как же я забыл?! – в растерянности от внезапного открытия воскликнул он и бросился искать телефонную будку.

Вилен держал трубку, звучавшую длинными гудками, пока автомат не проглотил монету.

– Илья, дай двушку! – высунулся он из кабинки.

– Держи, пару, больше нет.

Обе двухкопеечных монеты автомат съел, даже не тратя времени на соединение с номером.

– Да что же это такое! – вскипел Вилен.

– Вон там, на углу еще один автомат, – показал Илья.

– Двушки больше нет!

– Ну, если очень надо, можно и гривенником позвонить – он по размеру, как двушка.

– Точно! Совсем из головы вылетело…

Автомат оказался исправным, монетку он не глотал, но и трубку на том конце никто не поднял.

– Чего ты так подхватился? Шерше ля фам? – поинтересовался Ершов.

– Ты, как всегда, проницателен.

– Как я понимаю, свиданье сегодня не состоится?

– Я просто обещал позвонить…

Вилен вдруг запнулся и спросил самого себя:

– Интересно, а какой телефон она мне дала – рабочий или домашний?

– Блеск! – театрально раскинул руки Ершов. – Ты даже и не подумал спросить! Такое возможно только в двух случаях: или эта девушка не очень-то тебе и нужна, или ты совсем потерял голову.

– Не умничал бы ты…

– Ладно, ладно, – примирительно сказал Илья. – Давай, пока гастроном не закрылся…

Вилен его перебил:

– Нет, после всего, что сегодня случилось, надо в себя придти… Я-домой.

– Домой, так домой… А мне послезавтра еще на воскресник. Для отдела новую мебель закупили, а дальше, как водится, собирать, расставлять – это уж наша забота. Да… Не завхоза же. Хотя у Веселиныча этих разнорабочих!.. Не понимаю, что они у него делают? Похоже, только водку трескают. Особенно Степаныч. Он же с утра на ногах не стоит!

Илья задумался.

– Да пошли они все к черту!

– Ну ладно, если хочешь – давай в гастроном, – подался навстречу ему Вилен.

– Нет, нет, ты правильно сказал: в себя надо придти.

Воскресным вечером Вилен, не зная зачем, набрал Викин номер.

– Алле, – неожиданно и почти сразу услышал он ее голос.

– Ну и дела! Так это твой домашний телефон?!

– Вилен, миленький! Зачем же мне давать тебе рабочий?

– Я звонил в пятницу, никто не ответил.

– Что-то на АТС случилось, звонки на телефон не проходят, тебе просто повезло. А мама испугалась, с другого конца Москвы прилетела. Ты, кстати, мог бы тоже заехать, если очень нужно было.

– А я и заеду. Прямо сейчас. Можно?

– Только ненадолго: поздно уже.

На душе впервые за эти дни сделалось светло, весело. Вилен бросился одеваться. Но его радостную суету прервал звонок в дверь.

На пороге стоял несколько пьяный Ершов с тубусом подмышкой.

– Что случилось?

– Сейчас расскажу. Дай пройти.

Илья был сосредоточен и не склонен к церемониям.

– Вот, – вывалил он из тубуса какой-то предмет. – Изъял.

Короткий рассказ Ильи сводился к тому, что сегодня, во время воскресника, он проник в Генкин отдел и, говоря по-простому, спер из его рабочего стола камеру, а с чертежной доски снял принципиальную схему прибора и тоже спер.

– В общем, так, – закончил Ершов, – все это надо спрятать. Чтобы никто ни за что не нашел.

– Закопать что ли?

– Нет, не закопать, – раздраженно – язвительно произнес Илья. – Я же говорю: спрятать. Где-нибудь, у кого-нибудь.

– И ты решил сделать это у меня.

– Я что, сумасшедший?! В случае чего у нас у первых начнут искать. Нет, тут нужно хорошенько раскинуть мозгами…

– Лучше скажи, зачем ты все это затеял? Тебе мало неприятностей?

– Но ты же знаешь, какая беда этот прибор в их руках! Их просто необходимо остановить!

– Да Генка сделает новый!

– А его никто и не попросит.