Роберт поймал взгляд Элизабет, и та покраснела, явно смущенная этим открытым проявлением привязанности. Он вспомнил их брачную ночь и то, как умерла его страсть, когда он лег на нее сверху и увидел в ее глазах страх. Свой брак они консумировали лишь на прошлой неделе. Все произошло быстро и неловко; он заставил себя отреагировать должным образом на ее неподвижное напрягшееся тело, а она отвернулась, прикрыв груди руками. Потом, перед тем как он заснул, Роберту показалось, что она плакала. Зато теперь она уже никак не могла стать невестой Христа.

По полу заскрежетало кресло — это отец отодвинул его, поднимаясь из-за стола. Нетвердо покачиваясь на ногах, лорд во всем обвинил годы, но было очевидно, что он мертвецки пьян.

— Ты останешься и будешь развлекать наших гостей, — заплетающимся языком приказал он Роберту. — Молю Бога, чтобы ты не забыл, как это делается, после стольких месяцев, проведенных в обществе бандитов и разбойников.

— Даже среди бандитов и разбойников, отец, я вел себя так, как подобает человеку моего положения. Жаль, что я не могу сказать того же самого о лорде, который напился так, что не в состоянии усидеть в кресле.

После его слов воцарилось гробовое молчание. Мужчины неуверенно переглядывались. Кое-кто спрятал усмешку, поспешно поднеся кубок ко рту, явно рассчитывая стать свидетелем скандала и от души посплетничать в Вестминстере.

Старый Брюс, казалось, даже покачнулся, и Александр вскочил с лавки и схватил его под руку. Младший брат обратил на Роберта такой взгляд, словно готов был испепелить его на месте.

— Как ты смеешь оскорблять нашего отца! Все эти годы он сохранял и приумножал твое наследство, а ты предал свою семью, чтобы присоединиться к ворам и мятежникам. А теперь ты явился, чтобы получить свою долю, когда тебе пришла такая блажь!

— Если ты намерен читать проповеди, — ответил Роберт, — отправляйся назад в Кембридж.

— Уймитесь, братья. — Эдвард наклонился, чтобы наполнить кубок Александра. — Прошло уже много лет с тех пор, как мы сидели вместе за одним столом. Давайте не будем портить встречу.

Не обращая внимания на брата, Александр отправился провожать отца к выходу из зала. Эдвард пожал плечами и в одиночестве приложился к кубку. Элизабет, приподнявшаяся с места, вздрогнула и отпрянула, когда Бесс успокаивающим жестом положила ей руку на плечо.

Бесс обернулась к управляющему:

— У вас есть менестрели?

— Разумеется, миледи, — ответствовал Эдвин, явно испытывая облегчение из-за того, что может заняться чем-либо полезным. Он подошел к очагу, подле которого на скамье сидели двое мужчин и пили эль из одной кружки. По его команде один взял в руки флейту, а другой лиру.

Когда по залу поплыли первые звуки музыки, а разговор возобновился, Роберт сам, не дожидаясь пажа, подлил себе вина.

— Ты должен проявлять к нему больше уважения. — Хэмфри холодно смотрел на него. — Что бы ты о нем ни думал, он по-прежнему остается твоим отцом. И когда его не станет, рана окажется глубже, чем ты думаешь.

Роберт уже открыл было рот, чтобы ответить, но сдержался, вспомнив отца Хэмфри, погибшего в сражении под Фолкирком.

— Зачем ты приехал сюда, Хэмфри?

Казалось, молодой граф не собирался отвечать, но потом он откинулся на спинку кресла, потягивая вино, и промолвил:

— Я решил, что было бы неплохо выяснить отношения. Король простил тебя. Я хочу сделать то же. — При этом он избегал смотреть Роберту в глаза. — Но сначала я должен понять, что заставило тебя вернуться в Англию. Почему ты сдался королю.

— Ты был в Вестминстере, когда я объяснял свои причины.

Роберт удивился, узнав резоны, которыми руководствовался Хэмфри. Он не ожидал, что граф когда-либо захочет простить его. Прощение же Эдуарда объяснялось чисто политическими мотивами. Королю имело смысл приблизить его к себе; скорее всего, он полагал, что пример Роберта убедит других повстанцев отказаться от борьбы. Но только не Хэмфри, чью дружбу он предал так подло.

— Что случилось в Ирландии, Роберт? Что заставило тебя передумать? Ты говорил, что на тебя напали?

Роберт моментально насторожился. Неужели король пытается выяснить что-либо о той стычке?

— Ты знаешь, кто на тебя напал? — не унимался Хэмфри.

— Нет, — ответил Роберт, уже жалея, что выпил так много. В голове у него плавал туман, в котором тяжко ворочались непослушные мысли. Что же он хотел внушить королю? — Нет, — с нажимом повторил он. — Того, кто напал на меня, убили люди Ольстера, так что я даже не успел ничего понять.

Вот так, хорошо, пусть король почувствует себя в безопасности. Интересно, насколько далеко зашел Эдуард в своих тайных планах? И знает ли Хэмфри что-либо о том, о чем сам он только подозревает, — что пророчество может оказаться всего лишь грандиозной ложью, скрывающей честолюбивые помыслы Эдуарда и убийство короля Шотландии? Или же он — истинно верующий, как и думал Роберт?

— Странно, что убийца воспользовался арбалетом. Необычное оружие, ты не находишь? — Он сделал паузу, чтобы отпить вина. — Хотя, разумеется, в гасконских полках оно используется повсеместно, да и людьми короля тоже.

Лицо Хэмфри потемнело:

— На что ты намекаешь?

— Я всего лишь поддерживаю разговор.

Хэмфри опустил кубок на стол.

— Пожалуй, решение приехать сюда было ошибкой.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Роберт. Голос его окреп и стал жестче. — Ты веселишься в доме моего отца менее чем через год после того, как вместе со своими людьми сжег и разграбил мое графство. Ты сидишь здесь, пьешь мое вино и ешь за моим столом, когда всего несколько месяцев назад этими же руками ты поджигал мой дом, бросал в темницу моих людей и руководил казнью фермеров, их жен и детей!

— Ты обратил свое оружие против нас. Мы подавляли восстание, которое возглавлял ты со своими людьми, бросив вызов королю, которому поклялся в верности. Ты нарушил клятву, Роберт. Во имя Христа, чего ты ожидал? Что король Эдуард ничего не предпримет?

— Хэмфри, — резко бросила Бесс. Но мужчины уже не слышали ее.

— Ты стоишь на границе между двумя нашими королевствами, — продолжал Хэмфри, и лицо его налилось краской в свете пламени свечей, — перепрыгивая с одной стороны на другую, когда тебе это выгодно. Полагаю, так может поступать человек, не имеющий убеждений. Настоящий трус!

Роберт резко встал, и кресло за его спиной с грохотом полетело на пол. Он покачнулся, когда выпитое ударило ему в голову, а потом принялся слепо шарить рукой по поясу в том месте, где должен был висеть меч, которого там не было. Пока он искал несуществующий клинок, Хэмфри ударил его кулаком в лицо. Роберт покачнулся от удара, но устоял на ногах. Он выпрямился, потирая челюсть, а потом бросился на Хэмфри и вцепился тому руками в горло.

Бесс и Элизабет закричали, рыцари вскочили со своих мест, а двое мужчин сплелись в жестоких объятиях. Потеряв равновесие, они повалились на стол, который в щепы разлетелся под ними, отчего тарелки, кувшины и кубки рассыпались по полу. Они боролись посреди обломков, осыпая друг друга ударами. Роберт ухитрился усесться верхом на грудь Хэмфри и нанес ему сильнейший удар, но граф схватил серебряный поднос и огрел его по голове. Перед глазами у Роберта все поплыло. Почувствовав, как что-то теплое и влажное течет у него по щеке, он схватился за лицо, думая, что ублюдок ранил его. Но пальцы его оказались перепачканы гусиным жиром.