Стюарт упал перед ней на колени.

— Я пачкал все, к чему прикасался. Но не перенес бы, если бы замарал и твою жизнь. Или его. — Он кивнул на ее живот. — Хотя я тебя и недостоин, я бы сделал все, чтобы стать твоим мужем. И быть отцом нашему ребенку. Я не перенесу, если ты станешь женой моего брата. И разумеется, не хочу, чтобы твоя мать воспринимала нашего ребенка как осквернение и оскорбление ее достоинства. Стань моей женой, Вайолет. Но тебе придется расстаться со своим домами, балами, шикарными друзьями. Клянусь, я найду себе респектабельную работу и буду преданным мужем и отцом, который нужен нашей семье. Выходи за меня. Твою мать наверняка хватит удар, но я переживу ее гнев. Возможно, со временем она меня простит. Но клянусь, ты никогда не пожалеешь, что стала моей женой. — Он протянул ей руку. — Ты дашь мне шанс?

* * *

Взмыленная лошадь с дико вытаращенными глазами неслась во весь опор через лес, подгоняемая ударами хлыста и детскими криками в карете.

Подкатив к дому, возничий натянул вожжи. Из‑под замерших копыт брызнул фонтан гальки. Схватив в охапку кричавшего ребенка, возничий взбежал по ступенькам крыльца с проворством, на какое были способны его стариковские ноги.

— Балленкрифф! Балленкрифф! — забарабанил он в дверь.

Дверь отворил встревоженный Баннерман. Под плач Эрика незнакомец пустился в бессвязные объяснения.

Услышав оглушительный рев сына, Коналл бросился к порогу и взял Эрика на руки. Его плач затих до всхлипов.

— Что, черт подери, происходит?

— Сэр… — начал тонкий как жердь человек. Его белые бакенбарды от волнения дрожали. — Меня зовут Кинкейд. В Торнхилле у меня мануфактурная лавка. Ко мне в магазин зашла барышня — высокая, со светлыми, как лен, волосами, очень хорошенькая. С ней был этот малыш. Пока она разглядывала ткани, в лавку вошли двое мужчин и начали с ней разговаривать. Она вроде не была с ними знакома. Я вышел из‑за прилавка… чтобы выставить их, если начнут к ней приставать. Они и вправду замыслили что‑то недоброе. На моих глазах они схватили ее за руку, затолкали в коляску и умчались, как будто за ними гнался сам дьявол.

Шона оттолкнула Баннермана в сторону и побледнела.

— Это моя сестра!

Кинкейд сделал паузу.

— О, мисс! Надо не иметь сердца, чтобы забрать женщину, оставив ребенка одного. Я бы никогда не узнал, чей он, если бы не она, сэр. Когда ее поволокли прочь, она выкрикнула ваше имя.

— Как они выглядели? — спросила Шона.

— О, я бы узнал их даже в темной комнате! Высокие, как дубы, оба. Один постарше, другой молодой. В одинаковых тартанах, в красно‑зеленую клетку. Горцы, как пить дать.

— В какую сторону они поехали? — осведомился Коналл.

— На север. Вверх по главной улице, милорд.

— О нет! — всхлипнула Шона, заливаясь слезами. — Уиллоу!

Коналл передал Эрика миссис Доэрти и обнял расстроенную Шону. Он никогда раньше не видел, чтобы она плакала, даже когда ей было очень плохо.

— Послушай, Шона. Они не могли уйти далеко. Мы найдем их. Не бойся.

Несмотря на бодрые заверения, он встревожился.

Коналл протянул старику руку:

— Мистер Кинкейд, спасибо, что привезли моего сына домой. Баннерман угостит вас и отблагодарит за труды, потом кто‑нибудь из конюхов отвезет вас обратно в Торнхилл.

Коналл проводил Шону в кабинет и налил ей стакан бренди, чтобы ей стало легче.

— Зачем, Коналл? Зачем они это сделали?

С нетронутым стаканом в руках она опустилась в кресло.

У Коналла было дурное предчувствие, что впереди их ждет какая‑то беда, и предчувствие это его не обмануло. Оставалось лишь сожалеть, что ценой тому стали слезы Шоны.

Коналл опустился в кресло рядом с ней.

— У меня были подозрения, что эти люди замышляют что‑то недоброе.

Глаза Шоны наполнились слезами.

— Но что им нужно от Уиллоу?

Коналл тяжело вздохнул. Ему не хотелось высказывать свои опасения, чтобы Шона снова не заплакала.

— Но ты же не думаешь… — Шона застыла, — о нет. Думаешь, они могут попытаться ее изнасиловать?

Ее черты исказились от ужаса.

— Успокойся, Шона. Нет, я не думаю, что они причинят ей какое‑то зло. Но уверен, что захотят подчинить ее своей воле. Скажи, у вас с Уиллоу есть какое‑то богатство?

Шона вытерла нос.

— Что ты имеешь в виду?

— Приданое, к примеру. Или какое‑то припрятанное сокровище?

— Конечно, нет! Если бы было, думаешь, нас взяли бы в приют для бедных?

— А что насчет земли? Ты как‑то упомянула, что твой отец владел небольшим поместьем. Забыл, как оно называлось.

— Рейвенз‑Крейг.

— Правильно. Что с ним стало после того, как родителей убили?

— Не знаю.

— Имущество слейтеров конфискуется. По‑видимому, Рейвенз‑Крейг перешел к вождю клана, Бьюкенену.

— Хм. Твоя догадка может быть ошибочной. Давай на минуту представим, что земля не была конфискована и не перешла в собственность Бьюкенена. Следовательно, до сих пор принадлежит наследникам твоего отца. Поскольку твои братья тоже убиты, то собственниками земли являются наследники следующей очереди.

Шона выпрямилась.

— То есть мы.

— Да. Точнее, старшая из вас двоих.

— Уиллоу. — Мокрые глаза Шоны округлились. — Неудивительно, что Маккалох интересовался, которая из нас родилась первой!

Губы Коналла вытянулись в тонкую линию.

— Если наши догадки верны, Маккалох постарается склонить Уиллоу выйти замуж за его сына. Если ему это удастся, все имущество жены перейдет в собственность мужа. Он хочет сделать Брэндаба новым владельцем Рейвенз‑Крейга.

— И я сама привела их к ней. Указала точно, где ее искать!

Шона зажмурила глаза, сдерживая поток слез.

Коналл убрал с ее мокрой щеки прилипшую прядь волос.

— Успокойся. Нет смысла себя упрекать. Давай рассуждать логически… куда они повезут ее. Может, в церковь, чтобы обвенчать?

— Это не Англия, Коналл! Любой беспринципный человек может объявить их законными мужем и женой. Здесь нет нужды оглашать имена жениха и невесты, здесь можно обойтись без церкви и даже без священника. Достаточно двух свидетелей… И согласия Уиллоу.

— Тогда они его не получат, верно?

Шона покачала головой:

— Уиллоу — трусиха и легко поддается влиянию. Они могут рассказать ей любую небылицу, и она поверит. Мне нужно найти ее. Пока не поздно.