Ефросинья стояла, закрыв глаза, и чувствовала то, о чем раньше читала только в книгах, будто каждый из поднятых ею мертвецов стал частью и продолжением ее. Она смотрела их пустыми глазницами, слышала их давно сгнившими ушами. И в воображении ее мелькали одна за другой возможности расправы над двумя старухами, пока в какой-то момент она не поняла, что попросту засыпает вместе со своими мертвецами под колыбельную носатой грымзы.

– Ах ты! – взвизгнула она, обиженная, и ближайший к Августе мертвец вскинул заржавленный меч.

Но тотчас ноги его опутала трава, а из леса хлынула волна разнообразного зверья. Мыши, белки, лисицы, куницы так яростно вгрызлись в умертвие, что от него вмиг осталась одна труха.

– А лечить их потом, чтобы чуму не разнесли, кто будет? – буркнула Августа, отвлекаясь от колыбельной.

Но Рогнеде некогда было думать про потом, потому что мертвые вставали и вставали, словно здесь зарыли целое войско.

Марта Лапоткова корила себя за безголовость, потому что нет ничего глупее, чем носиться вот так по лесу за одним-единственным человеком. Отвыкла она все-таки за годы безмятежной жизни думать быстро и правильно, забыла, как саму облавами в болото загоняли, а она утекала, как вода промеж пальцев.

– И Фроська утекет, если ее так бестолково ловить! – попеняла себе Марта. – А ну думай, старуха, думай впредь.

Сначала она кинулась на Ланкин визг, который очень скоро удалился и затих, так что немыслимо его было и догнать. Но потом ее заставил повернуться не менее истошный визг Митяя.

– Это что ж такое?! – удивилась она. И, подтыкая надоевшие юбки, развернулась обратно, охнула, увидев толпы мертвецов, и поняла, что толку от нее здесь мало. Можно, конечно, отыскать обнаглевшую Подаренку да тихонечко ей по темени стукнуть. Понадеявшись, что архиведьмы продержатся и без нее, стала красться в обход лужка, жалея, что ни осинового кола при ней нет, ни какого другого оружия.

– Привыкла, старая балаболка, авторитетом давить! – костерила она себя. – Вот щас как схватят тебя за дряблый попец, как выпьют всю кровушку! – Но намерений своих не оставляла, иначе не была б она Мартой Лапотковой, магистершей Ведьминого Круга, которой сама Аглая завещала свой великий пост, и не за красивые глазки.

Солнце лениво, но неуклонно падало за горизонт. Становилось все темнее. Илиодору очень не нравились багрово-черные тени вокруг.

– Сиди здесь. Я осмотрюсь. Если что – ори, – сбросил он с плеча давно замолкшую Ланку, та согласно икнула.

Лес вокруг казался знакомым, во всяком случае, на одной из веток он нашел обрывок знакомого манжета с рисунком точь-в-точь как у него.

– А ведь я здесь был, – обрадовался Илиодор, не замечая, как из-под ели на него смотрят, не мигая, в упор холодные волчьи глаза.

«Разве ж это лес? – с тоской думал Волк. – Не, это не лес, это гостиный двор какой-то! Ступить нельзя, чтобы с кем-нибудь не столкнуться!» Он чувствовал, как его изо всех сил тянет призыв чужой ведьмы схлестнуться с нежитью. Хорек в сумке бился так, что его пришлось придушить слегка. Он хохотнул, представив, как Медведь сейчас пластает когтями, на удивление хозяйки, нежить и тут же сам припал к земле, едва не застонав. «Нет, терпеть нельзя!» – решился он и, легко оттолкнувшись от земли, кинулся прочь, отшвырнув златоградца с дороги.

Илиодор же перед этим, бросив рассматривать манжет, с удивлением услышал стон, идущий как бы из-под земли, и заинтересовался. Под разлапистой елью, в небольшой ямине, зашевелилась хвоя. Он наклонился ниже и вздрогнул, когда девичья рука вцепилась в землю прямо перед его носом, а потом со стоном поднялась и сама девица. Знакомая до дрожи.

– Бася?! – неуверенно удивился Илиодор.

– Черт! – поприветствовала его знакомая покойница. – Сколько я тут лежу?

Илиодор поспешно попытался подсчитать, когда было последнее нашествие с запада, и получалось, что лет пятьсот, хотя если судить по ее монетам, то и больше. Однако сказать этого он не успел, неведомая сила подняла его над тропой, а потом швырнула прямо в покойницу, завизжавшую так пронзительно, что Илиодору сделалось дурно. В обнимку они рухнули в ямину, и, прежде чем в глазах потемнело, он еще успел с интересом подумать: «А где ж ее могилка? Что она, как крот, все время в новых местах вылазит?»

– Ну надо же! – с досадой простонала я.

На дне ямины был один-единственный камень, о который златоградец и приложился виском. Глаза его закатились, а тело обмякло. Я испуганно припала к его груди и поблагодарила Пречистую Деву, услышав, что сердце бьется.

– Вы чего это там делаете? – склонилась над нами серая тень.

Косы сестрицы мелькнули так соблазнительно близко перед моим лицом, что я не удержалась и вцепилась в них обеими руками, по косе в руку.

– Кстати, с каких пор мы отбиваем парней у сестры?

– А-а! – заблеяла Лана по-козьи на весь лес, и, словно услышав ее, на нашу тропу вышел Мытный.

Вид у него был как у пьяного. Глаза закрывались, а ноги подкашивались. Он вяло хватался руками за гибкие ветки, которые никак не могли служить ему опорой, и оттого приседал вдвое чаще, чем следовало. Добравшись до моей ямины, он мутными глазами оглядел нас и, невнятно пробормотав:

– Я всегда к вашим услугам, – головой вперед ухнул на Ланку.

– Чего это с ним? – заинтересовались мы с сестрой.

А Мытный беззаботно храпел поверх раненого Илиодора, всем своим видом намекая, что он опоен.

– Здесь еще где-то медведь ходит, – не к месту добавила Ланка, – говорит, всех заломает.

Мне сразу захотелось к бабуле – пусть отругает, но ведь потом все равно пожалеет. Вдалеке что-то скрежетало и стонало, словно боролись деревья-великаны, а прямо по нашим спинам проскакал барсук, так целеустремленно, словно его настойчиво звали в гости.

– Пошли отсюда, – предложила я сестре.

– А этих? Бросим?

Я посмотрела на боярина со златоградцем и поняла, что мне совесть не позволит бросить их вот так здесь, но на всякий случай проворчала:

– Твои же оба, вот и забирай.

Ланка тут же обиженно засопела, у Маргоши научилась, а я цыкнула, как бабуля:

– А ну не смей! – и, порывшись в памяти, добавила: – Сопля вертихвосточная!

– Чего не смей! – тут же обиделась Ланка. – Я просто возмущаюсь. Чего это две слабые девушки должны таскать этих обломов? Когда у нас под командой столько парней. Где они все, а? – И от ее визгливого «а?» что-то произошло в лесу.

Стало так тихо-тихо, что даже страшно. А потом как бабахнуло, и мы, не сговариваясь, вцепились в обморочных и потащили их из ямины, матюгаясь и плача.

– А вдруг это медведь идет? – шептала Ланка. – Ломать?

– Дура, – нервно оглядывалась я, волоча Илиодора за руки, – ты уж не медведя расписала, а просто чудище какое-то!