– Рви их, Муська! – орал Илиодор, топоча где-то позади. – Десять тысяч будут наши! Я тебе золотую шлейку куплю!

Представив, как он вышагивает себе по Златограду со мной на поводке и с Ланкой в обнимочку, я так наподдала от злости, что очень скоро имела удовольствие вцепиться в хвост хорьку, мстя когтями за весь женский род.

– Ага! – закричала я, и тут же меня в живот пнул угрюмый мужчина, выскочивший как из-под земли.

Стукнувшись об березу, я с удивлением отметила, что мы где-то в густом лесу, а еще порадовалась, что я не красна девица. Если бы меня в родном обличье так пнули, то уже, пожалуй, поломались бы все ребра. Хорек, взлетев по штанине мужика, нырнул ему в заплечный мешок, и они торопливо потрусили в ельник.

– Куда?! – заорала я, повторяя путь хорька по штанине к загривку.

Мой нежданный обидчик охнул в растерянности, а я вцепилась зубами в его шею и тут же взвыла, чувствуя, как челюсти сводит от соприкосновения с сильным ведьмовством. В глазах полыхнуло зарево. Я зарычала, чувствуя, что голова лопнет от зубной боли, и, не помня себя, начала рвать когтями ведьмину удавку, которую сгоряча не заметила. Шерстяной шнурок с травой и железной нитью лопнул враз. Спаситель хорька ухватил одной рукой разорванную нить, другой – меня за шкирку и, воззрившись на свою добычу с удивлением, заторможенно, словно плохо соображал в эту минуту, еще раз тюкнул меня об березку. И выставленные когти не помогли. Шмякнувшись лбом о дерево, я потеряла сознание.

Волк потрясенно смотрел на разорванную нить, то трогая себя за горло, то снова возвращаясь взглядом к руке. И первой мыслью его было – прямо сейчас сигануть в чащу и бежать до самых Урочищ, не оборачиваясь, но потом он вспомнил пыточную палату Разбойного приказа и сам себе велел: «Не горячись!» Позади заскрипели приминаемые кем-то сучки, он резко обернулся и тут же перехватил горловину на походном мешке, чтобы, не допусти Пречистая Дева, Хорек не высунулся, морда любопытная.

Под березой лежала девица, которую он и без запаха бы узнал, – та самая Лапоткова, что его промеж ушей тупой стороной сабли шарахнула. Одета она была, как и всякая ведьма, не по-деревенски, а с причудами. Черные штаны в облипку, полусапожки с меховыми отворотами, а поверх рубашки – кроличья безрукавка.

«Ну извини, – мысленно попросил прощения Волк, – щас я тебе всю красоту испоганю». И, ухватив ее за шиворот, быстро сволок в ямину, испачкав одежду о глинистый склон. Чуть поколебавшись, спихнул на нее еще и перепревшей прошлогодней хвои. Справа и слева, словно лоси, ломая подлесок, ломились, невнятно угрожая и перекликаясь, дружки бесчувственной ведьмы.

– Чего там? – забился в мешке Хорек.

– Молчи, пока нас не сцапали! – припугнул его Волк, все так же крепко сжимающий горловину мешка и быстрым летящим шагом удаляясь от места захоронки. – Кого ты нам приволок?

– А я почем знаю? – дрыгнулся в мешке дружок. – Думал – кошка колдуна, хотел придушить по-быстрому.

– Вот же ты тварь подлая!

– Ты кого тварью назвал?! – начал рвать мешковину напарничек, но тут из леса на них выскочила вторая ведьма, и они уставились друг другу в глаза.

– Щас я тебе… – пообещала, пятясь, другая Лапоткова, растопыривая пальцы в уже знакомом Волку жесте, и тот не стал дожидаться, пока его поджарят молнией, а нырнул под густые лапы елей, борясь с желанием обернуться зверем. На четырех лапах он, конечно, уйдет от кого угодно, только как потом голяком по чащобе бегать? Вот ведьмы как-то умеют вместе с одеждой перекидываться. Завидно. Да делать нечего, на завидках далеко не убежишь.

– Куда? Назад! – завопила девка, но ельник пробить телом ей не удалось. Упругие ветви швырнули ее назад, и она шмякнулась, с ойканьем хватаясь за исцарапанные щеки.

– Ну, погоди! Я ж тебя поймаю! – и на весь лес заголосила: – Фроська, выходи на честный бой, я тебе ноги вырву!!!

Фроська слышала ее, но глупостей делать не собиралась, шла на цыпочках сквозь чащобу, придерживая двумя пальчиками подол неудобного для леса платья. Мысль у нее была простая – дать круга по лесу, как заяц, и вернуться на тот же тракт. Пусть дурищи Лапотковы ловят ее в буреломе хоть до завтрашнего утра.

– Это мы куда выбрались? – поинтересовался Медведь. Несмотря на немалый вес, шел он по лесу так тихо, что временами Подаренка просто забывала о нем. Вот и теперь вздрогнула.

Увалень показывал на затопленный заплесневелый лужок. На нем было множество бугров, словно огромные кроты нарыли нор. По ту сторону виднелись хутора и дорога. Фроська прищурилась, вглядываясь в бугры, и зло усмехнулась, заметив, что из одного торчит растрескавшееся надгробье. Что на нем было выбито – Фроська прочесть не могла, но по рунам уже догадалась, что это старое кладбище.

– Как нам везет-то, – хмыкнула она и тут же, упершись в Медведя жестким взглядом, велела: – Ну-ка, толстый, шугани-ка погоню.

– Как это?! – вытаращился на нее Медведь.

– Колдуна уведи! – повысила голос, злясь на его непонятливость, Фроська. – А Ланку, наоборот, на меня выгони! Будем смотреть, что она без старух может.

Медведь спорить не осмелился и, бросив котомку на землю, начал стягивать с себя одежду, пока не остался в одних штанах. Фроська меж тем, развязав один из мешочков на поясе, сдунула горсть сушеных семян в сторону лужка. Неожиданный порыв ветра подхватил их, и они широко разлетелись по земле. Она прикрыла глаза, вспоминая формулу поднятия умертвий, а потом, раскинув руки, начала нараспев взывать к давно ушедшим на языке, который уже мало кто из людей помнил.

– Эх, Васька, голова твоя забубенная! – ругалась Марта, резво прыгая через коряги.

Митяй сопел, но тащил разбойника, держа его, словно дитя, на руках перед собою. Царьку это решительно не нравилось, но поделать он ничего не мог. Стоило ему шагнуть пару раз самостоятельно, как в глазах начинало темнеть, а прилечь спокойно и помереть в тишине ему не разрешала магистерша. Две помощницы ее – Рогнеда с Августой, – быстро прочитав над ним заговор на кровь, сунули ему в рот сухой горький корешок, велев жевать, и теперь он языка не чувствовал, зато изо рта текла обильная вязкая слюна, которую приходилось утирать рукавом. Срам, одним словом.

Ведьмы кружились над ним высоко, хлопая крыльями, а Марта все уговаривала:

– Ты нам хотя бы направление покажи, а уж мы не осрамимся!

– А ежели она уж и мне начала глаза отводить? – борясь с неповоротливым языком, спрашивал Васек.

– А о таком ты даже думать не смей! – горячилась Марта, но на всякий случай Митяю тоже велела смотреть в оба. – Давай, Митенька, ты у нас тоже простой породы, так что гляди, гадину эту высматривай. А то она разбираться не будет, прихлопнет как мух – и все дела.

– Вот спасибо вам, тетя Марта, – прохрипел Митяй и покосился на замшелую корягу, – дух бы перевести, а то мы уж вон до самых Горелок добежали!