«Вот как, — подумала Уна, поспешно закрывая зелье. — Запах его тоже действует. Ну так используем это зелье вместо духов! Еду и питье Аргент из моих рук не возьмет, но одним со мной воздухом он дышать будет вынужден! В конце концов, Демьен прав, агент я или нет? Нужно быть коварнее и хитрее жертвы, даже если это магистр Аргент».

Уна снова надела то же самое платье. Щедро обрызгав афродизиаком свои волосы, она причесала их и распустила по плечам медной рекой. От одуряющего запаха у нее тотчас же закружилась голова, тягостное настроение улетучилось и все печальные мысли рассеялись, словно и не было их никогда, и Уна захотела танцевать и кружиться на королевском балу.

«Ох, — подумала она, — такими темпами это произойдет прямо в карете. Боюсь, это подействует не только на Аргента, но и на меня — и на меня в самую первую очередь. Идея Демьена с афродизиаком была не очень удачной!»

И едва только сев в карету, Уна тотчас поняла, что идея с афродизиаком была, пожалуй, уж слишком неудачной. Аргент, скрестив руки на груди, сидел в карете, откинувшись на спинку сидения, поставив одну ногу на пантеру, дремлющую у его сидения, а кроме него, напротив, разодетые в свои лучшие одежды, наряженные в пух и прах, сидели Дерек и Демьен.

Яблочный густой запах волной разошелся в тесном пространстве, и у Демьена глаза сделались огромные и круглые, когда он принюхался к аромату, исходящему от Уны.

— Чем это пахнет? — подозрительно спросил он, замерев на миг словно парализованный. На миг Уне показалось, что он хочет с воплями ужаса выскочить и убежать прочь, но кучер уже щелкнул кнутом, карета мягко покатилась по мостовой, и Демьен остался на месте.

— Яблоками, — подсказал Дерек, тоже принюхавшись. — Очень вкусно пахнет. Отличные духи, Уна.

— Спасибо, — девушка скромно опустила глазки, делая вид что польщена. Смотреть на Демьена без смеха было просто невозможно, казалось, его сейчас удар хватит, и Уна кусала губы, чтобы не расхохотаться над принцем, попавшим в свою собственную ловушку. Ну, кто же знал, что так выйдет? Отчего-то Уна подумала, что Демьен будет ждать их во дворце, а Дерек поедет, как и в прошлый раз, на запятках кареты.

— Вы не любите яблок, Ваше Высочество? — мечтательно произнес Аргент, изучая побледневшее лицо Демьена. — Ах, какой волшебный запах! Такие очень модны сейчас при дворе.

— Да, — еле выдавил из себя Демьен. Из всей компании он один представлял, что ожидает их в скором времени, и потому спокойно сидеть не мог. — Не люблю. С тех пор, как объелся ими в детстве. Иногда меня даже тошнит от этого запаха. Можно, я выйду? Я поеду в другой карете!

В голосе его послышалась практически паника, и казалось, еще немного — и он выпрыгнет прямо на мостовую на полном ходу. Дерек с изумлением смотрел на эту истерику, готовый в любой момент ухватить наследника за штаны, если тот предпримет попытку выброситься из экипажа, и Демьен с тоской смотрел на него, понимая, что тот не даст ему удрать.

— Да полно вам, — снисходительно ответил Аргент, устраиваясь поудобнее. — Ехать совсем недалеко. Вряд ли вам станет плохо.

И он был абсолютно прав; Демьену становилось не плохо, а хорошо — впрочем, как и всем, сидящим в карете. Уна чувствовала, как от волшебного аромата зелья сладкая нега разливается по ее телу, сердце колотится все быстрее, а соски набухают и становятся чувствительными, такими чувствительными, что прикосновение к ним ткани было невыносимо. Дыхание Уны становилось все чаще, и девушка едва не вскрикивала, чувствуя, как соски трутся с каждым вздохом о лиф ее платья. Желание вспыхивало с каждым прикосновением к разгоряченной коже и огненной рекой стекало вниз, в живот, отчего девушка стискивала колени и нетерпеливо возилась на месте, стараясь заглушить бессовестное желание расставить ноги и коснуться, всего лишь коснуться там, внизу живота, чтобы унять, успокоить бешеную жажду.

Но от этого становилось только хуже. Уна готова была поклясться, что ее трусики были насквозь мокрыми, а припухшие губки чувствительны так, что малейшее движение отдавалось мелкими сладкими предоргазмемнными спазмами в теле. Ее ножка стояла рядом с ногой магистра Аргента, поблескивающей черной драгоценной броней, и Уна едва сдержалась, чтобы не провести, ласкаясь, атласным белым башмачком по его голени. Это прикосновение было так желанно и воображение Уны рисовало его такими заманчивыми, соблазнительными красками, что девушка едва сдержала стон наслаждения, каждой клеточкой кожи ощущая удовольствия от одной только мысли об этой простой ласке.

Аргент упорно молчал; с удивлением смотрел он на Уну, чье дыхание участилось и стало хриплым, с недоумением рассматривал Дерека и Демьена — да, им тоже приходилось тяжело. Демьен, содрогаясь всем телом, отвернулся к окну и прикрыл лицо рукой, делая вид, что наблюдает за пейзажем, проплывающим за окном. Дерек сидел ровно, но глаза его становились все больше, все изумленнее, все напуганее, как у зверька, попавшего в западню, и он уже как-то подозрительно поглядывал на Демьена, видимо, понимая причину его нервозности. По его лбу градом катился пот, Дерек изо всех сил старался держать себя в руках, осторожно промокая виски белоснежным платком, но с каждым мигом ему становилось все труднее притворяться невозмутимо-спокойным. Неловко двинув ногой, он задел Демьена, и тот уставился на него просто-таки исступленным взглядом, содрогнувшись от мучительного удовольствия. Дерек глянул на припухшие, искусанные губы принца и как-то странно, жадно облизнулся, придвинувшись к Демьену чуть ближе. Это стало последней каплей.

— Мне дурно, — прохрипел Демьен в ужасе, оттягивая шелковый галстук, словно тот душил его. — Мне надо срочно выйти! Эй, стойте! Остановите!

Он заколотил по стене, и кучер, видимо услышал его. Карета встала, и Демьен буквально вывалился на мостовую, мучительно охая и стеная.

— Я тоже выйду! — выкрикнул Дерек и вывалился в другую дверцу. Было слышно, как он жадно и хрипло дышит, мучительно постанывая.

— Ну, — протянул Аргент из полумрака, — и зачем ты это сделала? Что это за цирк?

— Вот зачем!

Раньше Уна думала, что соблазнить Аргента будет очень трудно. Мучительно стыдно и неловко. Нужно будет говорить какие-то слова, флиртовать, чтобы заставить его положить руку на ее колено, склониться над ее лицом и коснуться губами ее губ.

Оказалось, всего этого не нужно. Ничего было не нужно. Все было так просто, и совсем не требовало слов. Уна не помнила, как подскочила, как оказалась на коленях Аргента, усевшись верхом, сжав его бедра своими коленями и прижимаясь к его паху мокрым жаждущим лоном. Она исступленно целовала его губы, охмелевая от каждого прикосновения, постанывая, дрожа под его жадными ладонями, гладящими ее спину. Она не слышала даже то, как броня с тихим шорохом опала его плеч и груди — только биение сердца под своими ладонями. Его горячие ладони скользнули под ее платье, сжали ее бедра, и Уна едва не заскулила, отчаянно извиваясь, прижимаясь горящим желанием лоном к заметной выпуклости на брюках Аргента.

— Возьми меня, — шепнула она, чуть касаясь горячими губами его губ. — Если ты этого не сделаешь, я умру…