– А со мной почему?

– А потому. Бывает, с виду человек нормальный, а проведетпару суток под землей, вымокнет, проголодается – и как начнет из него грязь переть,хоть тазик подставляй. Опять же, если вы там ногу сломаете – я такую тушу насебе не упру.

Арей кивнул, оценив логичность объяснения.

– Так вот про Фауста! Он погорел на консервированныхмгновениях. А теперь на них могу погореть и я, – пояснил он.

– Консервированные… чего? – не поняла Варвара.

– В этой фигурке находятся пять лучших минут моей жизни.Если я разобью стекло, то вновь их переживу. Ровно пять минут, секунда всекунду. И все. Никакой магии, никаких чрезвычайных способностей. Это дажеартефактом не назовешь.

– А-а-а… – протянула Варвара. – Значит, так, да?! А потомесли опять уронить?

– Нет. Только один раз. И больше никаких шансов испытать этоснова. Никогда и никаких! – жестко сказал Арей.

– А-а-а! – повторила Варвара.

Арею стало досадно. Похоже, его дочь можно удивить толькоизвестием, что из Измайлова в Капотню идет подземный ход с отдельными веткамипод Таганку, Мясницкую и Большую Бронную и перепадами глубин от двадцати метрови до трехсот. Для того чтобы она хотя бы бровью повела, надо чтобы прямо передней упал самолет, оттуда выскочили семь гномиков и сплясали чечетку. Порой Ареяэто раздражало, хотя он и сам был немногим эмоциональнее только чтопообедавшего крокодила.

– И вы, конечно, не спешите ее разбацать, потому что дальшеуже ничего не будет! – сказала Варвара, проявляя подзадержавшееся понимание.

Арей посмотрел на руну. Ее контуры заметно размывались.Кто-то усиленно пытался подслушать их, но пока руна окончательно не погаснет –они под защитой.

– Короче, что-то типа того, – передразнил он.

Герой, о котором я говорю, весьма смел без запальчивости;быстр без опрометчивости; деятелен без суетности; подчиняется без низости;начальствует без фанфаронства; побеждает без гордыни; ласков без коварства;тверд без упрямства; скромен без притворства; основателен без педантства;приятен без легкомыслия; единонравен без примесей; расторопен без лукавства;проницателен без пронырства; искренен без панибратства; приветлив безоколичностей; услужлив без корыстолюбия…

Из письма графа Суворова к П.Н.Скрипицыну

Ощущать себя полной дурой неприятно. Хуже этого толькоощущать себя умной, успешной, великодушной, все знающей и никогда неошибающейся. Если из первого состояния еще можно как-то выползти, то розовыеочки снимаются порой лишь вместе с головой.

Примерно об этом думала Ирка, когда возвращалась наэлектричке в город, чтобы сообщить Фулоне, что провалила задание и позволилаМефу отправиться к Арею. Электричка же потребовалась Ирке для того, чтобы датьмыслям улечься. Вообще железнодорожный транспорт хорошо утрясает мысли. Таковауж его сущность. Чтобы закрыть чемодан, порой надо на нем попрыгать. Точно также и человеку полезно посидеть в вагоне, который со звуком «тыдык-тык-тык»катится по рельсам.

Антигон, как обычно, укрывался под мороком ребенка. Вэлектричке ему все рвались уступить место или на худой конец посадить на коленипоближе к окну. Закончилось все тем, что некая тетя, любившая через запятуюздоровое питание, кошек, детей и морских свинок, поцеловала его в щечку,внезапно для себя запутавшись зубами в рыжих бакенбардах.

Для тети это оказалось слишком ярким впечатлением, и онаиздала пронзительный вопль. Антигон тоже издал вопль, и не менее пронзительный.Поцелуи он ненавидел до лютости. Запрыгав на месте, кикимор назвал тетю«Мымрессой Поцелуевной».

Тетя озадаченно примолкла. Тишина была такой зловещей, чтопродолжалась целых десять «тыдык-тык-тыков» подряд. Наконец любительницаздорового питания, кошек, детей и морских свинок прошипела:

– Ну знаете ли! Это уже ни в какие рамки!!!

До самой Москвы «Мымресса Поцелуевна» перемывала косточкиБагрову, которого почему-то приняла за антигоновского родителя. Ирку она нетрогала: у нее был слишком культурный и к тому же юный вид. Когда Багров вышелна платформу, у него были фиолетовые уши. Схватив Антигона за шкирку, он молчаповолок его по мелким лужам, изредка прикладывая макушкой о столб.

– Ух! Ох! Ах! – говорил Антигон. – Ух! И об вон тот столб,пожалуйста, тоже! Ты его пропустил! Ух!

Он был доволен. Даже, пожалуй, счастлив. Это вам некакие-нибудь слюнявости, а настоящая мужская нежность!

«Ребенка убивают!» – заголосил кто-то. К ним, придерживаядубинки, бежали два милиционера. Пришлось спешно телепортировать.

Фулоны в квартире Ирка не нашла. Слышно было, какэлектрический звонок разгуливает по пустым комнатам.

– Никого! – сказала она.

Багров догадался поднять коврик. Под ковриком была записка:«Если я кому нужна – я у Гелаты!»

Антигон захихикал. Гелата жила в городе Королеве.

– Опять на электричке, кошмарная хозяйка? – спросил он.

Ирка мотнула головой. Нет уж, электричек на сегоднядостаточно. Гелату они нашли у супермаркета в Королеве, метрах в трехстах от еедома. В каждой руке у подмосковной валькирии было по огромной сумке. Рукиотвисали до земли. Подвернись в этот момент комиссионер или суккуб, Гелатепришлось бы метать копье зубами.

Рядом с супермаркетом страдал оставленный у коляскитрехлеток. Он орал так громко, что у машин срабатывали сигнализации.

– Ма-а-ама! А-а-а-а-ама!!!!

Гелата остановилась, переложила сумки в левую руку и, неприближаясь, выверенным движением с трех метров забросила в широко распахнутыйрот конфету. Вопли стихли. С конфетой во рту страдать технически сложно.

Одновременно с Иркой, Багровым и Антигоном у супермаркетапоявились и взмокшая Бэтла с Алексеем. Оказалось, они телепортировали ещеполчаса назад, но неудачно – на крышу строящегося многоэтажного дома и все этиполчаса спускались вниз.

– Ты чего? Качем решила подзаняться? Послала бы в магазиноруженосца! – поразилась Бэтла, с негодованием воззрившись на сумки в руках уГелаты.

– Ага! Щас! Ужо бежу! – взорвалась Гелата.

– Думаешь, он не то купит?