– Он прав. – Дина закрыла лицо ладонями и сидела, не шевелясь. Кот преспокойно спал у неё на коленях. – Конечно, я сомневаюсь в том, что вы знаете абсолютно всё. Но и того, что вам известно, достаточно для пожизненного заключения. Ведь женщин у нас и раньше не расстреливали…

– Вполне достаточно, – легко согласилась я. – Меньше двадцати лет не дадут. Шеф мог бы вас ни о чём не предупреждать, а сразу выложить добытый материал на следовательский стол. Но мы приняли принципиально иное решение. Я добивалась встречи с вами только для того, чтобы в неформальной обстановке, без свидетелей, всё обсудить. Не сегодня, так завтра, через неделю, через месяц, но этот разговор состоялся бы. Пока у нас с вами ещё есть время. Вы находитесь под постоянным наблюдением. У вас давно нет паспорта. Вы не можете скрыться…

– От себя не скроешься. – Дина достала пачку тонких длинных сигарет в салатного цвета пачке, закурила. – Хотите? – Она протянула пачку мне.

– Спасибо. – Я тоже чиркнула зажигалкой. – Вы должны быть откровенны со мной, Дина Геннадьевна. До сих пор в этом плане вы вели себя неправильно. Не делились проблемами и тревогами даже с близкими родственниками, не открывали перед ними душу. А ведь редко встречаются сейчас такие дружные семьи, как ваша, уж поверьте моему опыту. Пока вы в «Бутырке» изображали партизанку, ваши домашние медленно сходили с ума, даже умирали. Я имею в виду вашу тётю – Злату Григорьевну Брайнину. Они ведь ничего не понимали. Выслушав в Питере Илью Марковича, шеф принял решение внести за вас залог и тем самым помочь вам, вашей семье. На счастье, адвокат Фельдзамен как раз вернулся из отпуска, включился в работу – и вас освободили. Да, вы знали, что находитесь под наблюдением с того самого момента, как покинули камеру Бутырской тюрьмы, но не подозревали о другом. Наши люди не только ездили и ходили за вами по городу, но ещё и собирали сведения о вашем прошлом, обо всей вашей жизни. Делали это для того, чтобы понять, почему вы в разные моменты поступали именно так, а не иначе. Хотели понять вас… Мы собирали именно сведения, а не улики, не компромат, которых и так хватает. И в ходе этой нашей работы выявились такие обстоятельства, о которых уже нельзя молчать. Я предлагаю вам встретиться без свидетелей, на нейтральной территории, с господином Озирским. Я тоже хотела бы присутствовать, если не возражаете. Вас устраивает такой вариант?

– Устраивает.

Дина откинула со лба искрящуюся, аспидно-чёрную прядь волос. Пошевелила тонкими длинными бровями, пристально взглянула на меня. Её эмоции я могла бы охарактеризовать одним словом – любопытство. Ей не было страшно, она не хотела мне угодить или, наоборот, навредить. Она просто интересовалась мной.

– Я вам задаю ещё один вопрос. Вчера вы не просто наблюдали за мной. В ресторане вы чего-то очень испугались. Я затылком, спиной, всем телом чувствовала ваш настороженный, потрясённый, временами сумасшедший взгляд. Вы ведь профессионал; и должно было произойти нечто совершенно невероятное, чтобы вы настолько потеряли контроль над собой. Будьте откровенны, Оксана, если требуете откровенности от меня. Вам легче, потому что ваши слова против вас использоваться не будут. – Дина глубоко затянулась уже второй сигаретой.

– Вы – женщина, вы – мать… – Я почувствовала, что мне не хватает воздуха, а горло стиснула огромная горячая рука. – Были матерью, – поправилась я, и Дина вздрогнула, прикусила нижнюю губу, но смолчала. – И вы, вероятно, сможете представить, что чувствовала я, когда видела рядом с вами в ресторане своего первого мужчину, к тому же отца моей маленькой дочки…

– Неужели?! – Дина утратила свою холодность, и саркастическая усмешка пропала из её глаз. – Антарес был вашим первым мужчиной?.. И у вас родился ребёнок?! Вот это да, никогда бы не подумала!

– Антарес?! – Я ничего нее понимала. – Почему?.. Это же звезда!

– А он разве не звезда?

Дина поспешно достала платочек из кармана брюк, вытерла налившиеся слезами глаза. Бедный кот, расчихавшись от табачного дыма, соскочил с колен Дины и убежал за портьеру.

– Завидую, что он у вас был первым. Мне мой первый снится в кошмарных снах, и наяву я не могу забыть о нём вот уже пятнадцать лет.

– Пятнадцать? Но вам же ещё нет двадцати восьми… – Я прижала локтём трепыхнувшееся сердце. – Вы встречаетесь?

– Нет. Он мёртв, – просто ответила Дина и потушила сигарету.

Я тупо смотрела на Дину и молчала. Часы пробили один раз. Час ночи шестнадцатого августа, субботы, первого дня какой-то новой, неведомой эры. Получается, что ещё один любовник роковой женщины, на сей раз первый, до срока покинул земную юдоль.

– Я слышала, что вы своим партнёрам любите давать прозвища. – Я понимала, что говорю не о том, о чём сейчас нужно говорить, но ничего не могла с собой поделать. – Значит, того, кто вчера был с вами, вы нарекли Антаресом. Можно узнать, почему?

– У меня есть такая милая привычка. Имеется и практический смысл. Я часто встречаюсь с известными людьми, которые не хотят, чтобы их имена произносились вслух. Антарес из их числа, как вы понимаете. Почему такое прозвище?

Дина немного подумала, будто сомневаясь, стоит ли посвящать меня в интимные тонкости их отношений.

– Антарес – альфа-звезда созвездия Скорпиона. Как вам известно, это его знак. Гигантская красная звезда, между прочим, навигационная. Он звал меня Альрами – это альфа Стрельца. Мне нравилось, что мы так обращались друг к другу – красиво, романтично и для других не понятно. Мы ни разу не произнесли настоящих имён, в том числе и вчера, когда вы так пристально следили за нами. Как зовут вашу девочку?

– Октябрина. Я называю её Ота, ей ведь всего три годика.

– Потрясающе редкое имя! – восхитилась Дина, похоже, совершенно позабыв, какие обстоятельства свели нас в этой комнате. – Она родилась в октябре?

– Нет. Её день рождения приходится на последний день мая. Октябриной звали мою маму, её бабушку. Она входила в штат обслуги «Белого Дома» и погибла в девяносто третьем году. Мама действительно родилась в октябре. Ей было всего сорок лет. Попала под обстрел, стала случайной жертвой той ужасной бойни. Я была в начале беременности…

– Антарес знает о ребёнке? – со слезами в голосе спросила Дина и опять полезла за платочком.

– Скорее всего, нет. Он и не должен знать. Я решила родить, не ожидая никакой помощи от него. Кстати, если вы встретитесь с ним, не говорите ничего о моей девочке. Обещаете?

– Вряд ли это произойдёт когда-нибудь. Мы вчера расстались навсегда. Это был наш прощальный ужин.

Дина говорила слегка гнусаво, придерживая платочек у подбородка. Её левая рука впилась в подлокотник кресла так, что побелели костяшки пальцев.

– Вы обронили фразу о том, что моё присутствие испортило вам ужин в «Вене». Лично вам или ему тоже? Он видел меня?..

– Нет, – успокоила Дина, и я не знала, правду она говорит или из вежливости что-то скрывает. – Лично мне. А он обязательно подошёл бы к вам и поздоровался. Антарес не из тех, что прячется в кусты, когда встречает прежнюю подругу. Вы любили его…