Поимка людей, занимающихся взяточничеством или хищением государственной собственности, – дело нелегкое при любых обстоятельствах, даже с помощью массовой осведомительной сети. Весь послевоенный период руководство ОБХСС и МВД жаловалось на недостатки агентуры. Тем не менее правоохранительные органы явно ценили ее роль в раскрытии преступлений. Ее достижения отражаются в большом количестве уголовных дел, открытых ОБХСС по наводкам осведомителей. Например, согласно данным Министерства внутренних дел, в 1946 г. ОБХСС завел по всему СССР более 301 тыс. дел.; примерно 353 тыс. чел. «привлечены к ответственности» – отданы под суд по уголовным обвинениям, осуждены или оштрафованы. Большинство дел было заведено «по официальным данным», то есть в результате обычной милицейской работы, а не информации, предоставленной осведомителями. Тем не менее около 28 % (ок. 84 тыс.) дел, начатых по стране в 1946 г., основывались на наводках осведомителей. А привлечь к ответственности по делам, возникшим вследствие действий агентурной сети, в том же году удалось почти 100 тыс. чел.33 В 1948 г. донесения информаторов легли в основу 34 % (более чем 125 тыс.) дел, заведенных ОБХСС34. С 1945 по 1948 г. ОБХСС благодаря таким наводкам открыл не менее 360 тыс. дел.

Несмотря на сотни тысяч арестов, руководство ОБХСС постоянно отмечало ряд заметных изъянов системы. Оно то и дело жаловалось, что в чрезвычайно важных отношениях осведомительная сеть неэффективна35. Министерство внутренних дел было недовольно как некоторыми аспектами самой сети, так и руководителями ОБХСС, которые ее курировали. Во-первых, многие осведомители по факту не поставляли полезной информации. Как показывали проверки, люди официально числились активными осведомителями, на деле давно не выходя на связь с кураторами. Одна жалоба по поводу агентуры в Ленинградской области гласила: «Подавляющее большинство или ничего не дает, или дает неценные материалы»36. По итогам проверки 1947 г., в Красноярском крае из 256 агентов и осведомителей 40 % за предыдущие три месяца ничего не сообщило. В Сталинградской области «не работало» 30 % агентов и осведомителей37. Кое-где доля так называемого балласта была еще больше. В одном районе Горьковской области за первую половину 1948 г. лишь 12 из 117 осведомителей предоставили сведения, позволившие милиции предъявить обвинения38.

Каждый год ОБХСС удалял из списков агентуры примерно от 20 до 40 % осведомителей, поскольку от них не поступало полезной информации39. В 1940 г. были отбракованы как балласт 38 % осведомителей40. В 1948 г. пришлось вычеркнуть из списков более 64 тыс. осведомителей и резидентов. ОБХСС сетовал на их «огромную теку-честь»41. Конечно, часть информаторов теряла связь с кураторами по вполне понятным причинам: люди умирали, уходили в армию, выходили на пенсию, меняли работу, переезжали, заболевали. Вероятно, сами сотрудники ОБХСС, вынужденные выполнять планы, порой вносили в свои списки более или менее случайно выбранные имена. Некоторые из тех, кто там официально числился, никогда не давали согласия работать осведомителями.

В иных случаях сотрудников милиции винили в неумении работать с информаторами. Предполагалось, что осведомители жаждут сотрудничать с властями, но их кураторы не способны извлекать из предоставленного материала нужные сведения или правильно их использовать. Руководство МВД часто упрекало сотрудников ОБХСС в том, что они не поддерживают с осведомителями хороших отношений, выказывают им пренебрежение и даже презрение42. Ответственность за плохое качество агентуры нередко прямо возлагалась на вербовщиков из ОБХСС, которых обвиняли в привлечении слабых, некомпетентных или ненадежных людей. В 1948 г. в одном докладе говорилось: «К вербовкам новой агентуры многие оперативные работники ОБХСС и начальники органов милиции подходят непродуманно, а подчас и безответственно, вследствие чего агентурно-осведомительная сеть засорена лицами, неспособными выполнять возложенные на них задачи, и лицами, не заслуживающими доверия»43.

Иногда, впрочем, осведомители просто не сообщали ничего полезного. Одни не делились тем, что знают, с кураторами, когда их об этом просили: предпочитали с последними лишний раз не связываться, и если вообще передавали уличающие сведения о преступной деятельности, которую наблюдали, то крайне редко. Другие обманывали надежды своих кураторов, подсовывая им ложную информацию. Интересно, что нет свидетельств какого-либо наказания не желавших сотрудничать осведомителей и нигде не обсуждается, в каких случаях стоило бы принимать подобные меры. По всей видимости, ОБХСС попросту вычеркивал таких осведомителей из списков44.

Хотя ОБХСС отдавал должное вкладу осведомителей в поимку десятков тысяч преступников, тем не менее во внутриведомственной документации следователи сильно критиковали агентуру за то, что она не помогает разоблачать крупные преступные группы. Очень многие жаловались, что осведомители главным образом сообщают о людях, совершающих мелкие кражи или должностные злоупотребления; такая мелкая преступность интересовала милицию во вторую очередь45. Между тем самые крупные преступления оставались нераскрытыми. Нечистые на руку должностные лица прикарманивали десятки и сотни тысяч рублей путем сложных махинаций, которые зачастую включали взяточничество, растраты и хищения. Руководители ОБХСС подчеркивали большие трудности, связанные с проникновением в наиболее опасные группы преступников. Один из них возмущался тем, что подобная организованная преступность попадает в поле зрения милиции, когда государству уже нанесен значительный ущерб, а к этому времени специальные осведомители для ее выявления уже не нужны46. Требование раскрывать крупные «преступные группировки» отражало неизменно главенствовавшее в тот период стремление защищать государственную собственность от массового расхищения, разоблачая воров и взяточников, которые их прикрывали или иным образом с ними сотрудничали.

В 1947 г. во всех дискуссиях в МВД сквозила убежденность, что самые амбициозные преступники стали искуснее милиции, пытающейся их преследовать. Руководители ОБХСС замечали, что послевоенный натиск действительно заставил преступников научиться лучше скрывать свою деятельность. После введения суровых наказаний июньским указом 1947 г., говорилось в одном докладе, «расхитители, взяточники и спекулянты… действуют более осмотрительно, применяют ухищренные методы расхищения социалистической собственности и сокрытия следов преступлений»47. Некоторые сотрудники милиции досадовали, что преступники умеют приноравливаться к изменяющимся обстоятельствам проворнее, чем сама милиция. Ежегодный отчет ОБХСС за 1948 г., утверждая, что методы работы милиции изменились к лучшему, признавал: «Изменились также методы хищений и спекуляции. В связи с усилением репрессий, а также усилением мер борьбы, преступники стали применять более ухищренные способы хищений и спекуляции, ушли в глубокое подполье, что в значительной мере осложнило борьбу с ними»48. Преступники занимали такую «оборону», что милиция не могла проникнуть в их группировки. Еще в одном докладе отмечено, что многим сотрудникам ОБХСС не по силам тягаться с хитроумными подпольными организациями: «Кадры ОБХСС… в основной массе не являются достаточно подготовленными для того, чтобы своевременно проникать в преступные замыслы расхитителей и спекулянтов, для того, чтобы своевременно вскрывать все ухищрения преступников и противопоставлять им свои умелые мероприятия»49.