– То же самое и здесь, дергаешь за кольцо, а чтобы взрыва не получилось, содержимое выпиваешь. Усвоил?

Святой дернул за кольцо и поспешно, чтобы не пролить пенящийся напиток на светлые брюки, приложился губами к банке.

Старик довольно хихикнул:

– Ловко у тебя это получается.

– А ты что думал, дед, у меня ведь тоже выучка имеется, и мне приходилось гранаты бросать. А ты не стесняйся, вижу, что боевой товарищ, наш! Так что угощайся.

Старик отставил в сторону трость и потянулся к баночке с пивом.

– Так, что ли? – дернул он за кольцо.

– Все верно, дед, вижу, что со взрывным делом ты знаком. Лет шестьдесят назад лихой из тебя вояка был.

Старик довольно заулыбался: не то от добрых слов, не то от угощения. На его морщинистом лице было написано немалое удовольствие и осознание того, что утро начинается очень неплохо. Святой не торопил старика, с интересом наблюдал за тем, как тот вкушает свежий напиток. По всем приметам было заметно, что иноземное пиво пришлось как раз по нему. Выпив баночку, он аккуратно поставил ее на краешек скамеечки.

– Да выброси ты ее, дед, – сказал Святой, указав взглядом на урну, стоящую рядом с лавкой.

– Чего же от такой знатной посудины избавляться, – очень искренне укорил старик. Во взгляде его так и читалось: эх, молодость, вы еще жизни не видели! – Я ведь на войне не только гранаты бросал, – продолжал хрипеть старик, поглядывая на расставленное пиво, – я еще и старшиной был. А старшина должность ответственная, – не без гордости изрек он, – все хозяйство на мне. И накормить, и напоить всех надо. А эту баночку можно срезать наполовину и соль в нее насыпать.

– А ты не без выдумки, старик, – очень серьезно похвалил его Святой.

Шаман стоял немного в стороне и участия в разговоре не принимал. Лишь иногда скупо улыбался, покуривая.

– Не без того.

– Ты не стесняйся, дед, нажимай на пиво-то. Тебе этих баночек и под сахар хватит, и под пепельницу.

– Благодарствую, – со сноровкой открыл старик вторую баночку. – Ну-у, за ваше здоровьице, как говорится, – чуть приподнял он руку с напитком и жадно, не обращая внимания на прежние условности, осушил баночку в несколько глотков, не отрываясь. Крякнул от души, глаза радостно блеснули. – Хорош буржуйский напиток, что и говорить. – Повертев посуду в руках, будто прочитывая написанное, поставил здесь же на лавку. – Теперь у меня их целая батарея будет. Пиво-то немецкое? – сдержанно поинтересовался старик и как бы невзначай скользнул взглядом в сторону пакета с остальным пивом.

– Угадал, старик, немецкое. – Пиво Святой уже не предлагал, как бы намекая, что дармовщина закончилась и остальное придется заработать.

– Сразу видно, – спокойно согласился старик. – Немцы всегда были большие мастера. Пиво варить они умеют.

– Значит, ты говоришь, дед, давно в этом доме живешь?

– Давно. Дом-то старый. Я один из первых был, кто сюда въехал. На моих глазах здесь люди рождались и старились, а я вот все живу. Не берет меня костлявая, – будто пожаловался старик.

– Ну по этому поводу переживать не стоит, – резонно заметил Герасим, – для каждого свой час отмерен. Ты мне вот что скажи, в вашем доме девушку одну убили, так ведь?

– Верно, убили. Милиция тут приезжала, расспрашивали много.

– И тебя спрашивали?

– И меня, – подтвердил старик. – Я ведь целыми днями здесь сижу. Моя супружница померла в прошлом году, вот теперь я один…

– Что же они тебя спрашивали?

– Не видел ли чего, не слышал ли.

– И что же ты им сказал?

– Как есть, много народу тут шастает, за всеми не уследишь. Вот вы пришли… А потом я не для того здесь сижу, чтобы высматривать чего-то. Воздухом дышу.

– Все верно, старик, – с готовностью поддержал его Святой. – Ты часом не видел здесь этого человека?

Святой вытащил из кармана фотографию Костыля и протянул ее старику. Обыкновенный любительский снимок, Фомичев был запечатлен в баре. Он что-то увлеченно рассказывал своему собеседнику и, кажется, был очень доволен беседой.

Старик недолго разглядывал фотографию и, вернув ее, отвечал:

– Как не видеть? Видел. Несколько дней назад приходил. Был недолго. Потоптался тут, постоял немного да и ушел.

– Дед, ты внимательнее посмотри, это точно он?.. Тут такое дело…

Старик даже обиделся:

– Я хоть и стар, а из ума-то еще пока не вышел. Да и как мне добрым людям-то не помочь? – с чувством отозвался старик, вновь бросив взгляд на банки с пивом. Он заметно охмелел, и глаза его взволнованно поблескивали. – Он это был!

– Ну ладно, дед, пойдем мы, – поднялся Святой, приподнимаясь со скамьи.

– А кто же вам эта женщина-то будет? – пряча интерес, спросил старик.

– Никто. Так, интересуюсь, – отвечал Святой.

– А этот… на фотографии кто?

– Тоже никто, – ухватился Святой за ручку двери.

Шаман уже сидел в машине и терпеливо дожидался окончания разговора.

– А пиво-то оставили, – обеспокоенно произнес старик, указав тростью на пакет.

– Это тебе, дед, – сказал Святой, усаживаясь в кресло, – приятно было поговорить с хорошим человеком.

Машина тронулась. Старик не стал дожидаться отъезда автомобиля. Через зеркало заднего вида Святой увидел, как он достал из пакета очередную банку и, оторвав крышку, торопливо принялся пить. Герасим улыбнулся – старика определенно мучило похмелье.

– Значит, все-таки Костыль? – спросил Шаман, выезжая со двора.

– Получается, Костыль, – неохотно согласился Святой. – Если мы его не остановим, то он обязательно до нас доберется.

– Ты это серьезно? – с сомнением посмотрел Шаман на Герасима.

– Вполне. Его можно назвать отмороженным. Помнишь Липу?

– А как же! – в голосе Шамана послышались теплые нотки. Несмотря на внешнюю суровость, Гриша Баскаков не лишен был сентиментальности, впрочем, как и остальные воры. – Мы когда-то с ним в одной малолетке были, на Южном Урале. Он вор в одном отряде, я в другом. Всю колонию держали. Убили его.

– Мне бы не хотелось наговаривать напрасно, но ходят упорные слухи, что Костыль замешан в его смерти.

Руль в руке Шамана дрогнул, и он едва не зацепил проезжавшую рядом «Волгу». Водитель озадаченно повернулся в сторону Шамана и, натолкнувшись на яростную физиономию, поспешил прибавить скорость.

– Слухи еще не доказательство, – неожиданно сурово буркнул Шаман.

– А тебе не кажется странным, что все законные, отославшие на сход не очень лестные для Костыля малявы, как-то уж очень быстро ушли в иной мир?