Ужин закончился. Лев обратился к Вэкэту. Известными ему словами и знаками он постарался объяснить, что хочет пойти с ним на работу, пасти оленей. Но Вэкэт ответил, что шаман не говорил ему об этом. И тогда Лев решил завтра же обратиться к шаману. Он не хотел быть нахлебником. Ведь шаман сам сказал, что он должен кормить свою жену. Вэкэт подождал, когда Анканау и Кэлена уберут в яранге. Потом взял Анканау за руку, и они залезли в свой полог. Кэлена посмотрела на Лёву, засмеялась и поманила его пальцем. В пологе она зажгла жирник, настелила несколько слоёв оленьих шкур. Потом разделась и легла на них. Она смотрела на Лёву своими внезапно ставшими длинными и горячими чёрными глазами. Лев не мог больше прятаться от неё в углу полога. Но он всё-таки отполз ещё дальше в угол и ощутил, что мыслей у него в голове нет. Его руки машинально сняли полотняную рубашку. Кылена подползла к нему и одним махом обнажила то, что Лев так тщательно от неё скрывал. Она взяла это в руки и удивлённо сказала:

– Кыкэ вынэ вай![13] Луоравэтльан![14]

После этого она вновь легла на ложе из оленьих шкур, и Лев уже ни о чём не думал. Он видел призывно торчащую округлую смуглую грудь, тугой живот, на котором так приятно лежать, и откровенно раскинутые ноги. То, что он видел между ними, его невообразимо возбуждало. Его плоть встала, и женщина еще раз сказала своим, теперь уже невыразимо сладостным, напевным голосом:

– Какомэй![15] Лёва, иди скорее ко мне!

Может быть, она сказала и не так. Ведь Лев ещё не понимал языка, на котором ему это сказали. Но он понял именно так. Он перешагнул через снятые Кэленой трусы, склонился и лёг на неё и сразу попал в то, что возбудило его до отчаянной дрожи. В конце концов, он был мужик, в данный момент просто кобель. Он почувствовал себя хозяином этой женщины. Она хотела его и отдавала себя безыскусно, первобытно. И он брал её сильно и грубо. Ему даже показалось, что он на момент потерял сознание, так остры были ощущения. Ведь он столько времени не имел рядом женщины! И пусть не получилось сразу так, как хотелось. Но ночь была длинная, они постарались провести её с пользой. Кэлена была изобретательна, и ей, дикарке, было чуждо смущение. Лев впервые в жизни изведал бесстыдные женские ласки. И они ему нравились. Он впервые чувствовал себя сильным и неотразимым мужчиной, господином своей женщины. Они почти не прерывали своих занятий, пока не пришёл переводчик и не позвал Лёву к шаману.

* * *

Михаил лежал бледный, казалось, без единой кровинки в лице. Но он был в сознании и даже попытался улыбнуться.

– Говорите, только недолго. Он ещё очень слаб, – сказал шаман.

– Как ты устроился, Лев? – тихо спросил Михаил. – Я просил, чтобы ты бывал здесь чаще. Расскажи мне, как мы здесь очутились.

– Михаил, ты понимаешь, что нас в последний момент спасли чукчи. Я увидел, что ты ранен, что падаешь. А немец в совершенной панике кричит: «Скорее, скорее! Пограничники!» Я его отодвинул и выпрыгнул с самолёта. Упал. А тут неизвестно откуда чукчи. Побросали нас на нарты. Не успел самолёт взлететь, как нас уже не было на той поляне.

Лев со слезами радости смотрел на своего ожившего друга. И они оба понимали, что остались на своей родной земле. Не за границей, а в своей стране! И не в одиночестве, а вместе. И в этом был большой глубинный смысл.

Михаил молча смотрел на Лёву, и тот почувствовал, что он взволнован и растроган в глубине души тем, что Лев не оставил его одного, а прыгнул вслед, даже не зная, жив ли он. Вот так взял и, не раздумывая, прыгнул. И что бы было, если бы Армагиргыну не было видения и он не прислал бы за ними нарты!

Михаил благодарно посмотрел на шамана. Но что-то ещё волновало его.

– Самолёт улетел? А Людмила?

– Самолёт успел улететь буквально из-под носа у пограничников. А Людмила тоже улетела, – ответил Лев.

Михаил закрыл глаза и затих. К ним подошёл шаман.

– Армагиргын, я прошу вас, разрешите мне ухаживать за Михаилом.

– Нет. Вот этого не будет. Здесь у вас разные пути. Вы будете видеться, но лечить его буду я. А ухаживать за ним будет моя правнучка Пыткыванна. Ты, Лёва, будешь жить в той семье, где живёшь сейчас. Я дал тебе в жёны хорошую женщину. Завтра ты пойдёшь с Вэкэтом пастухом. И он тебя научит всему, что умеет сам. Я ему скажу.

* * *

С этого дня началась настоящая трудовая жизнь Льва Близинского на крайнем чукотском севере. Он быстро освоил язык чукчей. В этом ему помогла Кэлена. Кэлена была тем проводником, который соединял его с землёй чукчей, c Колымой, с Чукоткой. Он жил жизнью тундрового человека. Он узнал, как запрягать оленя, куда гнать стадо летом в комариное время, и зимой, где оленю найти под снегом ягель. Он мог сделать ярангу. Спал в яранге голым, укрывшись пушистыми шкурами. Носил одежду, в которой пасли стада и кочевали оленеводы. Он питался оленьим мясом во всех его разновидностях – ел толчёным, наструганным, крепко, как камень, замороженным, полусырым, вяленым, парным. Ел квашеную и сушёную зелень, которую заготавливали в летнее время чукотские женщины. Он ознакомился с обычаями и поверьями тундрового жителя. Он понял главное – чукча не тупой и примитивный дикарь, а обыкновенный человек в необычной трудной жизни. Они были правдивы и непосредственны как дети. Они считали, что русские мало понимают настоящую жизнь. Русские трудно приспосабливались к тому, что для чукчей было понятным, привычным и необходимым: к их быту, жилищу, обычаям. Вот чавчу (чукчи по-русски) – люди в истинном значении, луораветльан – так называли они себя – настоящий человек, лыгинэвыскэт – чукотская женщина, истинная женщина.

У приморских чукчей было несколько иначе. С момента становления советской власти они узнали русского человека как брата. Русские очень помогли приморским чукчам. Они не были корыстны, как американцы. Приморские чукчи очень сильно зависели от удачи во время охотничьего сезона летом. И если летом не было заготовлено достаточно еды на зиму, а погода часто не была благоприятна для охоты зимой (неделями дули сильные ветры), приморские чукчи голодали. От голода умирали, прежде всего, дети, старики и женщины. Русские пришли к чукчам на помощь именно в такой момент. Зимой 1923–1924 годов голод в приморских стойбищах был жестокий. Русские коммунисты накормили голодных приморских чукчей, отобрав у богатых оленеводов часть оленей. Весной во время навигации пришли суда с необходимым провиантом, предметами быта, моторами для лодок и вельботов, горючим, топливом, оружием для охоты. Были организованы магазины, фактории. Русские активно взялись за воспитание этого доброго и наивного народа, особенно молодого поколения. Иностранные мошенники, скупавшие за табак, иголки, дурную веселящую воду (водку), нитки, бусы и чай, прекрасные меха, моржовые бивни, были с побережья выселены. Русские организовали школы в отдалённых селениях, а затем школы-интернаты. Появилось радио, были созданы библиотеки, больницы, детские сады. Русские создали письменность чукчей.

Оленные чукчи относились несколько свысока к своим приморским братьям. Они не страдали от голода. Их пища паслась около них в тундре. Кочевой образ жизни замедлил внедрение русских. Шаманы долго играли большую роль в их жизни. Необозримые просторы тундры позволяли шаманам уводить оленных чукчей в самые дальние уголки и надолго сохранить своё влияние.