Спустя десять минут Брайан вышел из банка. Ноутбука при нем не было.

Забравшись в «инфинити», он поехал тем же маршрутом обратно в Провиденс.

Следующей остановкой был цветочный магазин. Когда Брайан вышел с букетом белых и розовых цветов, внутри у нее что-то перевернулось. Она боялась думать о том, что это могло значить. Затем он притормозил у винного магазина, где купил бутылку шампанского. Теперь ей определенно не хотелось думать обо всем этом. Брайан свернул с главной дороги и направился в Федерал-Хилл, некогда служивший местом обитания итальянской диаспоры и цитаделью новоанглийской мафии. Сейчас это был симпатичный благоустроенный район с шикарными ресторанами и рядами домов из красного кирпича.

Брайан заехал на огороженный с боков узкий участок перед одним из таких домов. День стоял погожий, и окна с белыми наличниками были распахнуты, белые занавески слегка колыхались. Рейчел припарковалась за несколько домов от Брайана, на другой стороне улицы. Стоя на тротуаре с букетом в руке, Брайан сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. За все время, что они прожили вместе, Рейчел ни разу не слышала, чтобы он так свистел. И не только свистом он отличался от обычного Брайана: он шел по-другому, еще больше распрямил плечи, свободнее двигал бедрами и переступал с пятки на носок с грацией профессионального танцора.

Он поднялся по ступенькам крыльца, и дверь открылась навстречу ему.

– О господи, – прошептала Рейчел. – Милостивый Боже!

В дверях стояла женщина лет тридцати пяти: вьющиеся русые волосы, чрезвычайно привлекательное, чуть удлиненное лицо. Но Рейчел некогда было разглядывать ее волосы и ее лицо. Брайан вручил ей цветы и шампанское, встал на колени и поцеловал живот, в котором она, несомненно, вынашивала ребенка.

Рейчел не помнила, как доехала до автострады. Впоследствии она удивлялась тому, что можно, оказывается, вести машину по городу приличных размеров в абсолютно трезвом состоянии, а потом начисто забыть об этом.

Она вышла за Брайана потому, что он выглядел надежным человеком. Он мог все. Он был серьезен почти до педантизма. Он был неспособен хитрить и лгать. О том, что он будет вести двойную жизнь, не могло идти и речи.

Но Рейчел своими глазами видела, как он зашел в дом, обнимая за талию свою беременную жену или, может, любовницу, и как за ними закрылась дверь. Она просидела неизвестно сколько времени в машине, глядя на дом, – достаточно долго, чтобы заметить, что краска на раме одного из окон второго этажа слегка шелушится, а перед фасадом свисает кабель, идущий от проржавевшей спутниковой антенны на крыше. Оконные рамы были белыми, кирпичные стены, на вид недавно мытые, – красными, входная дверь – черной: похоже, ее не раз красили за последние лет сто или больше. Дверное кольцо было оловянным.

А потом Рейчел каким-то образом оказалась на автостраде.

Она ожидала, что будет плакать, но не плакала. Она ожидала, что ее будет трясти, но ее не трясло. Она ожидала, что придет в отчаяние, – и, может быть, действительно пришла, если отчаянием называют абсолютную нечувствительность, погружение в Ничто, когда душа словно выжжена.

При въезде в Массачусетс автомагистраль сузилась с трех полос до двух. Справа к «форду» приблизился, чтобы занять место перед ним, автомобиль, согнанный со своей полосы. Знаки, предупреждавшие о сужении дороги, начинались за две мили до этого места, но водитель их игнорировал, потому что ему было неудобно перестраиваться. А теперь Рейчел было неудобно пропускать его.

Он прибавил газу. Она тоже прибавила газу.

Он прибавил еще. Она прибавила еще. Он слегка повернул в сторону ее машины. Она не обращала внимания. Он еще прибавил газу. Она увеличила скорость, не отрывая взгляда от дороги. Он стал сигналить. Она не обращала внимания. Через сотню ярдов его полоса заканчивалась. Он рванул вперед, она выжимала из «форд-фокуса» все, на что тот был способен. В следующее мгновение сосед исчез, словно растаяв в воздухе. Спустя несколько секунд, однако, он оказался позади нее.

На его капоте Рейчел заметила эмблему «мерседес-бенц». Понятно, почему он дергался. Теперь он оскорбительно выставил средний палец и раздраженно сигналил. Лысеющий тип в дорогой обертке, с начавшими обвисать щеками, тонким носом и узкой щелью вместо рта. В зеркале заднего вида можно было наблюдать, как он рвет и мечет, часто говоря «йопта» и еще чаще – «манда». Приборный щиток «мерседеса», наверное, был весь забрызган слюной. Он хотел переместиться на соседнюю полосу и затем, по-видимому, подрезать Рейчел, но сплошной поток слева не позволял это сделать, так что он продолжал сигналить и выкрикивать непристойные ругательства в ее адрес.

Она вдавила в пол педаль тормоза, скорость на миг снизилась на целых пять миль в час. Брови его взлетели вверх, глаза чуть не вылезли из-за темных очков, рот округлился в возмущенном «О!». Он так вцепился в рулевое колесо, словно его током ударило. Рейчел улыбнулась. Рейчел засмеялась.

– В гробу я тебя видала, – сказала она в зеркало заднего вида. – Ты ничто.

Смысла в этих словах было немного, но ей стало легче.

Еще через милю поток машин стал редеть, и «мерседес» смог наконец свернуть на левую полосу и поравняться с ней. В нормальных условиях она не обращала бы на него внимания, глядя прямо перед собой. Но о каких нормальных условиях можно было говорить? Три дня назад она вообще не села бы за руль. Рейчел повернула голову и посмотрела на водителя «мерседеса». Тот снял очки, глаза его, как и следовало ожидать, были маленькими и бесцветными. Она смотрела прямо в эти глаза, продолжая накручивать семьдесят миль в час. Она смотрела на этого маленького человечка спокойно, пока ярость в его глазах не сменилась замешательством, а затем смущением и своего рода разочарованием, будто Рейчел превратилась в его пятнадцатилетнюю дочку, которая пришла домой поздним вечером, распространяя запах шнапса и жидкости для полоскания рта. Он покачал головой в бессильном порицании и перевел взгляд на дорогу. Рейчел сделала то же самое.

Дома она вернула «фокус» на стоянку «Зипкара» и поднялась на лифте на свой пятнадцатый этаж. Подходя к дверям квартиры, она чувствовала себя одиноко, как астронавт. Заброшенный в пустоту, оторванный от мира. Пролетающий над странами и континентами, не надеясь, что кто-нибудь зацепит его и вернет обратно. К тому же из четырех квартир на этаже только та, где жила она с Брайаном, была занята постоянно. Остальные принадлежали иностранным собственникам, и время от времени они встречались на площадке с пожилой китайской парой или женой немецкого финансиста с тремя детьми, няней и покупками. Владельцев третьей квартиры Рейчел ни разу не видела.

Пентхаус этажом выше принадлежал парню, которого они прозвали «золотым мальчиком», совсем молодому, – наверное, он еще учился читать, когда Рейчел потеряла невинность. Насколько ей было известно, он использовал квартиру только для того, чтобы приводить туда проституток, в остальное время его было не видно и не слышно.