— Да, да, да!.. Но пусть пан капитан не забывает, выбор прост: или фашисты уничтожат всех поляков до единого, или большевики только нас… Извините, но другого выхода я не вижу. И свою точку зрения достаточно ясно высказал на давешнем совещании.

Артиллерист оглянулся, словно опасаясь, что кто-либо из редких здесь пешеходов может оказаться у них за спиной, и, подойдя ближе, с жаром заговорил:

— Мне горько это осознавать, но я боюсь, что пан майор прав… На совещании наши не смогли возразить ни по одному пункту. И, мне кажется, они говорили совсем о другой войне… Которая будет позже… — Капитан еще раз оглянулся и, понизив голос, добавил: — Я советую пану майору быть осторожнее. Кое-кого позиция пана майора не устраивает…

— Я догадываюсь, — улыбнувшись, пан Казимир внимательно посмотрел на артиллериста. — Это из-за этого пан капитан, нарушив все правила, решил меня проводить?

— Да! — Артиллерист энергично кивнул. — Я просто боялся, что другого случая у меня не будет…

— Благодарю…

Пан Казимир остановился, энергично пожал капитану руку и, оставив его на мосту, решительно зашагал по улице в сторону центра. Позже, уже на Старобрамском подъеме, оглянувшись в последний раз, пан Казимир увидел, что капитан все еще стоит возле перил, ограждающих серый, в желтоватых заплатах из свежих досок, настил моста…

* * *

Повернув возле углового дома с византийским куполом-башенкой, пан Казимир вышел на Ягеллонскую. Пану Казимиру предстояло пересечь центр и где-то там, через разрыв между военным городком и железнодорожным вокзалом, выбраться на шоссе. Ощущение опасности, сидевшее в подсознании после разговора с капитаном, усилилось, и майор время от времени настороженно косился по сторонам.

Из всех вышедших следом из-за угла, пан Казимир привычно выделил трех. Один из них, молодой высоченный парень со странно прямым кадыком, быстро обогнал майора и почему-то затоптался на месте, а вот двое других, как приклеенные, держались сзади.

Пан Казимир немедленно принял вид фланирующего бездельника и принялся безмятежно глазеть по сторонам. И тотчас на противоположном тротуаре выделил еще одного. Одновременно майор отметил немецкого офицера, торчавшего возле подъезда рядом с внушительным ящиком, из которого выглядывали головки пивных бутылок.

Майор напрягся. Человек на другой стороне улицы чем-то действительно выделялся. Майор заставил себя сосредоточиться и чуть не присвистнул от удивления. Это был явный «восточник». Одежда этого человека была сшита не здесь. Так одевались только в Союзе, по ту сторону бывшей польской границы…

Пока пан Казимир решал, как ему поступить, немецкий офицер подозвал первых попавшихся прохожих, и, заставив взять ящик, начал что-то втолковывать. Немедленно топтавшийся впереди молодой парень, вильнув мимо офицера с его ящиком, исчез в подворотне.

Пан Казимир, на всякий случай не выпускавший молодого парня из виду, присмотрелся и, разглядев вывеску «Бирхалле», зло сплюнул. Ну конечно же парень жил где-то поблизости и, давно изучив здешние порядки, просто не хотел угодить офицеру в носильщики.

И вдруг на противоположной стороне что-то произошло. Нивесть откуда вывернулся полицейский патруль, и восточник, привлекший внимание пана Казимира, неожиданно бросился бежать. Полицаи кинулись вслед, парень заметался и, не найдя ничего лучшего, нырнул в открытые ворота овощной базы.

Немецкий офицер, оставив свой ящик с пивом, выхватил пистолет и помчался туда же. Через секунду за забором тяжело грохнул винтовочный выстрел, следом за ним посыпался частый горох пистолетной пальбы.

Пан Казимир вжался в стенку, ожидая, что сейчас оба преследователя бросятся на него, но ничего похожего не случилось. Скорее наоборот. Люди начали разбегаться, и те двое стремглав помчались в сторону улицы Словацкого, которая выводила на откосы, спускавшиеся к реке.

Не раздумывая, пан Казимир побежал следом. Перед самым спуском майор догнал одного из парней, который, повернув к пану Казимиру перекошенное лицо с капельками выступившего пота, быстро спросил:

— Цо там? Стшельба? Лапанка?[27]

Парень был явно напуган, и это успокоило майора.

— Не вем! — коротко бросил пан Казимир, машинально ставя каблук на ребро, чтобы удержаться при резком повороте на немощеный спуск.

И тут стена крайнего дома, как бы сама собой рванулась ему навстречу, перед глазами мелкой зернью схваченного цементом песка возникла ее поверхность, и все поплыло кружащимся темным маревом, проваливающимся во тьму…

Человек, неожиданно напавший сзади и сбивший с ног пана Казимира, заломил ему руки за спину и, пользуясь тем, что майор потерял сознание, ловко надел наручники.

Дальше все закрутилось как в калейдоскопе. Откуда-то набежали еще преследователи и поволокли пана Казимира в ближайший дворик, а один из них, заскочив в квартиру с телефоном, принялся торопливо названивать.

Через несколько минут из-за поворота вынесся серый БМВ и, скрипнув тормозами, остановился перед началом спуска. Из машины выскочил сам майор Хюртген и побежал во двор. Кто-то попытался ему доложить, но немец никого не слушал. Он склонился над лежащим паном Казимиром и напряженно смотрел, как тому сунули под нос смоченную нашатырем ватку.

Как показалось пану Казимиру, почти сразу после падения в нос ударил резкий запах, темнота отступила, майор открыл глаза и, недоуменно оглянувшись, понял, что он находится в каком-то узком дворе…

Кто-то поддерживал его за спину, а прямо перед глазами, закрывая радиатором въезд, стоял мучительно знакомый серый автомобиль. Пан Казимир тряхнул головой, пространство возле машины как бы расширилось, и только сейчас майор начал с трудом понимать, что с ним случилось.

Его ударили… Конечно, ударили и, скорее всего, тот самый парень или другой… Майор напрягся и тут кто-то, грубо схватив его за отворот пыльника, повернул в сторону. Радиатор, блеснув алюминиевыми накладками, исчез и вместо него выплыло злобно ухмылющееся лицо герра Хюртгена.

Не оставляя ни малейшего сомнения в реальности происходящего, он еще раз тряхнул пана Казимира и, еле справляясь с душившей его яростью, зашипел:

— Попался, ма-и-йор Вепш! Старый знакомый, доннерветер! Я понимаю, ты профессионал, но ничего, с профессионалами легче… Ты у меня все расскажешь…

Глаза Хюртгена дико расширились, и он, снова вцепившись в отвороты пыльника, сорвался на крик:

— Где Брониславский?!. Говори, где?! Ты скажешь! Скажешь! Ты напишешь ему письмо! Говори, напишешь?

— Напишу… — вяло отозвался пан Казимир, розовая пелена опять поплыла перед его глазами, и прежняя тьма снова поглотила сознание…

* * *

Затерянное в лесной глухомани Чертово болото было почти сплошь покрыто ядовитой зеленью, лишь по небольшим островкам жался кустарник, да вразнобой торчали изогнувшиеся стволы хилых деревьев. Иногда в траве показывалось окно — пятачок грязи, едва прикрытый слоем чистой воды, на поверхности которой время от времени вспухали маленькие пузырьки. Здешние полешуки хорошо знали: все, что ни попадало сюда, тонуло в считанные минуты.