— В доме мистера Гранта. Я перепрятала их.

Он не стал настаивать на более конкретном ответе. Но поинтересовался:

— Ты уверена, что кто-нибудь не найдет этот тайник?

— Прямо сейчас никто, кроме меня, не имеет доступа в дом, и я устроила все так, чтобы ни один мой сотрудник и близко не подошел к этому месту.

— Джози, мне это не нравится. Думаю, нам лучше сказать об этом Альваресу, чтобы полиция взяла их под охрану. Ты взваливаешь на себя слишком большую ответственность. А вдруг, не дай Бог, с ними что-нибудь случится?

Я кивнула. Мне и в голову не приходило взглянуть на проблему с этой стороны. Он был прав.

— Есть еще один момент. — Я стыдливо опустила глаза.

— Какой?

— За возвращение картин предлагается вознаграждение. Я хочу его получить. Если я верну полотна полиции, то потеряю право на вознаграждение.

— Не волнуйся, я сделаю все, чтобы ты его получила.

— Тогда ладно, — сказала я, соглашаясь сделать так, как он советует.

— Возвращаемся?

— Ты уверен, что мне следует рассказать Альваресу обо всем?

Макс снова сжал мою руку.

— Да. Я защищу твои права.

Альварес выглядел мрачнее тучи. Его взгляд был тяжелым и пристальным. Он был настолько серьезен, что от него даже веяло легкой угрозой. Он спросил, готовы ли мы продолжить, Макс ответил: «Да», — и тут же вспыхнула красная лампочка магнитофона, указывая, что наш разговор снова записывается.

— Джози хочет сделать заявление.

— Я слушаю, — ответил Альварес.

— Прежде чем она начнет, проясним пару моментов. У нее есть кое-какая информация о пропавших картинах, и она собирается поделиться тем, что ей известно.

— Хорошо, — сказал Альварес бесцветным голосом.

— Мы уверены, что картины были украдены. Джози ожидает, что их вернут законным владельцам. За возвращение предложено вознаграждение. Джози хочет получить его.

Повисла тишина, если не считать стрекотания пленки в магнитофоне.

— И?.. — спросил полицейский.

Макс поерзал на стуле.

— И мы хотели бы передать вам картины. Но мы хотим, чтобы вы письменно подтвердили, что без помощи Джози Прескотт вы не смогли бы их найти.

Альварес посмотрел на меня:

— Вы утверждаете, что в настоящий момент знаете, где находятся картины?

— А вы выполните нашу просьбу?

— Когда вы их вернете, я выдам вам расписку об их получении и умолчу о других аспектах ситуации.

— Этого будет достаточно, — согласился Макс, но не я.

Наклонившись к адвокату, я прошептала:

— Мне это не нравится.

— Не волнуйся, это стандартная процедура.

— Ну хорошо, — ответила я, не слишком убежденная его словами.

— Кроме того, у нас будет копия записи. Итак, Джози, — сказал Макс громко. — Расскажи шефу Альваресу, что ты узнала о картинах.

Вдохнув поглубже, я начала:

— Я обнаружила, что все три полотна краденые.

— Как вы это узнали? — спросил Альварес.

— Посмотрела в Интернете.

— Мы тоже проводили проверку через Интернет.

— Вы искали через правоохранительные сайты, ведь так?

— Да.

— Я тоже. Там о картинах ни слова. Я нашла информацию на специализированном сайте, посвященном произведениям искусства, украденным нацистами перед началом и во время Второй мировой войны.

Альварес откинулся на спинку стула и покачал головой:

— О чем вы говорите?

— До этого вы спросили об описи, составленной миссис Грант. Запись указывает, что мистер и миссис Грант купили все три картины у «А.З.», правильно?

— Да. Вы знаете, кто это?

Я отрицательно замотала головой:

— Нет. Может, это человек. А может, галерея. Я не знаю.

— А что вы знаете?

— Картина Ренуара «Три девушки с кошкой» была одной из нескольких картин, взятых из дома Брендеров в Зальцбурге в 1939 году. «Яблоки и виноград в голубой чаше» Сезанна была украдена у уважаемого венского коллекционера и бизнесмена Клауса Вейнера и его жены Евы также в 1939 году, правда, под предлогом так называемого еврейского налога. «Нотр-Дам утром» Матисса принадлежала семье Роузен. В 1937 году они одолжили его небольшому музею в Кольюре во Франции. В феврале 1941 года хранитель музея сообщил, что ее украли, если мне не изменяет память, вместе с семнадцатью другими полотнами. Может быть, их тоже заполучили нацисты. По этому пункту я не могу утверждать что-либо с полной уверенностью. Но я точно знаю, что она была украдена и она принадлежала еврейской семье.

Слушая, Альварес смотрел на меня прищуренными глазами, а когда я закончила, он покачал головой:

— Мы догадывались, что картины краденые. Иначе зачем их так тщательно скрывать?

— Ну, иногда законные владельцы боятся воров, — рискнула я возразить.

— В таком случае вряд ли ваша дверь будет запираться на плохонький замок, — парировал он.

— Да, наверное, — согласилась я.

— Где вы их нашли?

— Они были прикрыты картинами Тавернье.

— И как вам пришло в голову там искать?

— Интуиция плюс везение.

— Где они теперь?

Я взглянула на Макса. Тот кивнул, поощряя меня продолжать.

— Я не буду говорить. Я лучше вам покажу на месте.

— Почему?

— Я хочу получить расписку после того, как передам вам их с рук на руки.

Альварес кивнул:

— Хорошо, после допроса мы сразу отправимся за ними.

— И вы дадите мне расписку?

— Да, прямо на месте. — Он постучал ручкой по столу. — Будет нужно удостовериться в подлинности картин.

— Обязательно.

— Тогда мне надо предупредить эксперта. — Он встал.

— Мне казалось, я ваш эксперт.

— Ваша задача не определение подлинности, а оценка стоимости, — улыбнулся он.

— А кого вы собираетесь пригласить?

— Лео Сноу из Дартмута.

— Да, он настоящий специалист, — согласилась я. — Хороший выбор.

— Я сейчас вернусь. — Альварес остановил запись и вышел из комнаты.

Пока его не было, мы с Максом не проронили ни единого слова. Вернувшись, Альварес включил магнитофон и сказал:

— Я позвонил доктору Сноу. Он приедет утром и захватит с собой все необходимое для проведения экспертизы, так что уже к вечеру мы будем знать наверняка, являются ли картины подлинниками. — Он помолчал. — Джози?