Она посмотрела на меня тем самым невозмутимым взглядом, который так удивил меня вначале, и пожала плечами:

– Бывает, люди никогда не находят друг друга только потому, что кто-то из них вышел из дома на десять минут раньше… А вам так безумно повезло: найти друг друга, преодолевая время! О чем тут думать? Извините – не понимаю…

Я посмотрела в ее глаза. Заглянула так глубоко, что мне показалось: вижу в них множество других – глаза Моей Девочки, Богдана Игоревича, Ивана, всех, с кем мне было хорошо в последнее время…

…Опомнилась только тогда, когда увидела, как маленькая черная фигурка Аделины Пауловны, пенсионерки союзного значения, врача четвертого управления, уменьшается и тает в знойном мареве на другом конце университетской аллеи…

…Домой вернулась поздно, перед этим хорошенько пошатавшись по городу.

Сначала пошла в тот самый гастроном на углу двух улиц, где «позавчера» стояла в очереди за кофе вместе со своими «юными друзьями».

Теперь здесь была уютная кондитерская без всяких очередей и пьяниц, с итальянской кофеваркой, мебелью в стиле хай-тек и вежливыми юными официантками.

Но мне хотелось выпить, и я пошла вниз по улице к знакомому бару, где на глазах у удивленного бармена («В такую жару пьют только самоубийцы», – видимо, подумал он) выпила сто пятьдесят грамм коньяка и просидела около двух часов.

И наконец на меня снизошел покой, как большая цветная волна, в которой я поплыла, медленно переворачиваясь с головы на ноги и обратно, уставившись в большой плазменный экран, висевший на стене, – в нем все двигалось и мелькало, издавало звуки и тексты.

Мне снова не было куда идти и куда спешить.

Как ЗДЕСЬ, так и ТАМ. Хотя один адрес я помнила четко. Но старалась о нем не думать. Кому я нужна? Не знаю. Ни в чем не уверена. Вишу в воздухе – как здесь, так и там.

И в глазах рябит.

Поднялась, поблагодарила, вышла на солнце.

После кондиционера по телу побежали мурашки – такое впечатление, что я разбиваюсь в воздухе на мириады холодных капель. Домой шла пешком, и это тоже продлило дорогу на полтора часа.

Пока шла, вспомнила, что нахожусь в своем обычном, но давно забытом состоянии: иду по улице и смотрю, как под ногами, словно кинопленка, плывет лента серого асфальта. Идти бы так всегда, не останавливаясь…

…Не очень приятно заходить в квартиру после сцен, к которым, как оказалось, я не была готова. Все годы, проведенные здесь, казались потерянными.

Это стало особенно понятно, когда увидела, как Мирось роется в моих вещах, разбросанных по всей комнате.

Наверное, искал «следы преступления», которые дали бы ему ответ на вопрос: «Кто он?»

Если бы вопрос стоял иначе: «Почему?», я, возможно, согласилась бы ответить на него. Но сейчас мне просто было обидно, что все оказалось таким фарсовым, ненастоящим. Все объяснения, которые я заготовила, все слова и доводы оказались лишними.

Я решила молчать.

Прошла мимо разбросанных вещей и легла на кровать прямо в одежде. Хотелось одного – уснуть.

– Нагулялась? – зловеще прошептал Мирось. – Ты пьяная! Классика жанра, кто бы сомневался!

Да, у него никогда ни в чем не было сомнений.

Я неопределенно покрутила в воздухе рукой: мол, да, именно так, «классика жанра», и натянула на голову подушку. Почему-то я представила, что сейчас он сядет на нее сверху – и все будет кончено…

Он еще около часа демонстративно разбрасывал и рвал в клочья мои вещи, потом выключил свет и вышел, громко хлопнув дверью. А я освободилась из-под подушки и начала разглядывать потолок без единой мысли в голове.

Я не люблю спать!

Мне кажется, что это сплошная трата времени…

…Она не любит спать.

Ей кажется, что это сплошная трата времени.

К тому же она боится спать, ведь в это время становится неподвижной, как кукла или мумия. А что происходит с человеком, когда наступает эта неподвижность? В какие миры он попадает? Ведь – попадает!

Ей снятся сны. По большей части они тревожные и непонятные.

Ярик говорит, что он любит смотреть сны – они у него всегда про войнушку, где он обязательно кого-нибудь побеждает. Или – управляет самолетом. Или попадает в сказочные страны и там тоже борется с врагами и тоже побеждает их. У него – сплошные победы. Рассказывает он о них всегда интересно. Она тоже хотела бы видеть такие сны! Но у нее таких нет. В своих снах она все время то плывет по морю – большому и бескрайнему пространству, то падает с неба и долго стремительно летит вниз – и содрогается, хватаясь руками за край кровати. Просыпается. Видит в окне луну и уже не может заснуть.

Начинает думать.

Мама говорит, что она спит, как щенок, – все время дергается.

Нет, она не любит спать. И поэтому вечером усердно оттягивает время, когда надо расстилать кровать.

Сначала аккуратно расправляет простынь, чтобы на ней не было ни одной складки, долго разглаживает руками подушку, укладывает на нее медвежонка, зайца, ежика. Старательно и ровно укрывает их бабушкиным платком.

Она не очень любит игрушки, но это укладывание – ритуал, который занимает полчаса.

Так же медленно она раздевается. Может просидеть со спущенными колготками целый час – думает. Мама сердится, время от времени заглядывая в комнату: «Ну, ты скоро ляжешь? Или будешь так сидеть до утра?!»

Она бы и просидела, лишь бы только не ложиться. Ее мама – самая известная актриса в самом лучшем театре! Она очень красивая. Такая красивая, что даже смотреть больно. Ей никогда не стать такой красивой, как она! Друзья даже дали ей прозвище – Весна. Она действительно похожа на все цветы сразу.

И пахнет ландышами. Папа пахнет табаком. Он почти все время слушает магнитофон и, слушая, ходит из угла в угол, рассыпает пепел по комнате. Мама ругается.

Последнее слово – за ним. Вот если он говорит: «А ну, немедленно спать!» и гасит свет – тут уже ничего не поделаешь: надо ложиться. А они еще долго сидят в кухне с тетей Зоей и говорят достаточно громко.

Ника не любит Зойку. Та все время пытается ущипнуть ее и хохочет – ей кажется это очень остроумным. Ника делает вид, что это ей нравится. Хотя совсем не нравится! Иногда представляет, как сама щиплет ее в ответ. Интересно, засмеется ли при этом Зойка?

…Сегодня она укладывается довольно быстро. Чем быстрее пройдет ночь, тем скорее наступит утро. А утром праздник: они с Яриком и его родителями едут на дачу! Дача за городом – маленький домик на две комнаты и сад. Если ночи теплые, папа Ярика вешает два гамака среди деревьев, а мама заворачивает детей в теплые одеяла, и они качаются в них среди листьев и звезд, как два кокона. Единственное место, где сон не кажется ей таким страшным.