Двое ногарских бритоголовых жрецов, товарищей по вере того, что никогда не открывал своего лица, поднесли ему нечто, укрытое белым полотном, и опустились на колени, держа свою ношу перед собой. Молодой жрец сорвал покрывало, и в ночи разлилось ослепительное сияние хрустальной сферы.

Возложив ладони на сферу, молодой ногарский жрец принялся нараспев читать какие-то заклинания. Он говорил на наккато, языке Старой Ногары, а временами переходил на еще более древний язык давно вымерших полудемонических племен Черного Юга. Практически никто из акатанов не понимал его речи – тем не менее каждый с благоговейным трепетом внимал незнакомым словам молодого мага, четко звучавшим в ночной тишине.

Видимо, его слова были услышаны богами новой веры. Тьма сгустилась настолько, что стала почти осязаемой, сжав пламя факелов со всех сторон.

– Боги готовы принять вашу жертву, – объявил ногар.

Гованга первым приблизился к жертвеннику и, не колеблясь ни мгновения, полоснул ножом по собственной руке. Кровь верховного жреца брызнула на алтарь. Вся плита всколыхнулась жидким пламенем, силуэт паука проступил более отчетливо.

Гованга отступил в сторону. Его чернокожие соплеменники друг за другом вереницей потянулись к алтарю, собственной кровью клянясь в верности новому культу и отрекаясь от старого.

С каждой новой жертвой мрак все более сгущался, обжимая поляну. При полном безветрии стены джунглей вдруг пришли в движение, словно некие неведомые исполинские существа со всех сторон устремились через заросли к алтарю.

Когда паук в жидком пламени мрамора принял клятву последнего жреца, молодой ногар объявил:

– Теперь все вы принадлежите Тени.

Он поднял взгляд к небу. Чернокожие жрецы последовали его примеру и узрели новое чудо. В густой черноте ночи каждый смог различить еще более черную тень, раскинувшую в стороны свои паучьи лапы.

Молодой ногарский жрец воздел руки к небу и провозгласил:

– Да ступит Тень на эту землю, да померкнет Свет!

– Да будет так! – тысячекратным эхом отозвались акатаны.

Над джунглями взвился вихрь, ломая деревья…

* * *

Вошедший в покои правителя Акатании слуга упал на колени и сообщил:

– Жрец Хабанга хочет говорить с тобой, повелитель.

– Пусть войдет, – разрешил Метанга.

– Он просит тебя подняться на верхнюю террасу, повелитель. Сам он уже там.

– Что?! – изумился Метанга.

В другое время царь пришел бы в дикую ярость от такой дерзости. Но сейчас, когда над всем Черным Югом гнетом нависло тягостное ожидание чего-то неведомого, страшного, такая просьба могла лишь встревожить.

Метанга поднялся на верхнюю террасу дворца. Ожидавший его человек средних лет в золотистой накидке жреца поклонился своему повелителю.

– Зачем ты хотел видеть меня, Хабанга? – спросил царь.

– Взгляни, мой повелитель.

Жрец указал в сторону полудня. Устремив взгляд в указанном направлении, Метанга увидел кровавое зарево над джунглями. При полном безветрии что-то невидимое сокрушало деревья, взметая их в воздух, словно над джунглями бесновался ураган.

– Что это? – встревожился Метанга.

– Тень надвигается на нас, – с трепетом произнес жрец. – Скоро она будет здесь и уничтожит твой город, повелитель.

– Созови всех жрецов, – приказал царь. – Пусть призовут богов и остановят Тень.

– Жрецов нет в городе, – ответил Хабанга. – Остались лишь несколько младших служителей. Это измена, повелитель. Гованга и остальные приняли темную веру. Это они и ногарские чародеи привели Тень на нашу землю и выпустили Зло из Тьмы.

– Значит, война ногаров пришла и к нам, – обреченно произнес царь, глядя на приближающееся зарево.

Повернувшись к Хабанге, он приказал:

– Забирай всех жрецов, что остались верны нашим богам, и веди их в Токкато. Ты знаешь этот ногарский город в Сердце джунглей?

– Да, – кивнул Хабанга. – Тот, что белые чужеземцы побережья и некоторые ногары еще называют Дохарос.

– Именно он, – подтвердил Метанга. – Там еще сильна старая вера. Скажи тамошним жрецам, что пришло время битвы. Пусть они готовятся встретить Тень.

– А как же ты и остальные, повелитель?

– Уходи. А мы примем последний бой. Эй, слуги! Собрать всех воинов, что есть в городе!

Хабанга больше не посмел возражать повелителю Собрав немногочисленных священнослужителей оставшихся верными культу старых богов, он повел их звериными тропами в сторону заката, к Сердцу джунглей. Они были уже далеко, когда на город правителя Акатании обрушилась злая всесокрушающая мощь. Это не был ураган, воздух по-прежнему оставался недвижим, не тревожимый ни единым дуновением ветра. Неведомая и невидимая сила ударила в деревянный тын, окружавший город высокой стеной, и в считаные мгновения разбила его в щепки, сбросив на землю воинов. Словно невидимый вал катился вперед, сокрушая все постройки. Воины, призванные царем на оборону города, в страхе бросали оружие и разбегались прочь. Горожане в панике метались по улицам в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Плач детей, стенания женщин, вой перепуганной скотины – все сплелось в единый вопль отчаяния обреченного города.

А грозная сила неудержимо наступала невидимой стеной, уничтожая строения и безжалостно растаптывая людей.

Лишь царь Метанга стоял на террасе своего дворца и, размахивая боевым топором, яростно кричал в ночь:

– Я не покорюсь Тени!

Его крик оборвала невидимая лавина смерти, сокрушившая дворец.

* * *

На рассвете Бельфеддора разбудил стук в дверь.

– Кого там еще принесло? – недовольно пробурчал он, протирая глаза.

– Хватит дрыхнуть, – тут же послышался голос демона. – У парня, который торчит за дверями, наверняка важные известия.

– Тебе-то откуда знать?

– Мы не первый день знакомы, пора бы уже уяснить, кто я есть, и доверять моим предчувствиям.

Стук повторился.

– Войди, – разрешил Бельфеддор.

В комнату вошел солдат его отряда.

– Капитан Бельфеддор, прибыл гонец, тебя вызывает комендант крепости, – сообщил воин.

– Пусть сообщит коменданту, что я скоро буду.

Воин скрылся за дверями. Облачаясь в доспехи, Бельфеддор проворчал:

– Это и есть важные известия?

– А часто ли нас вызывает к себе комендант, да еще в такую рань? – отозвался демон. – Случилось что-то очень серьезное, я это нутром чую.

– Какое может быть нутро у бесплотного духа? – отмахнулся Бельфеддор.