– К вам? Почему, именно, к вам? – растерянно посмотрел на него Толик.

– Так как же, сейчас время колоть обезбаливающие.

– Обезбо`ливающие, – машинально поправил больного Толик, смотря куда-то прямо перед собой невидящим взглядом. – Проверочное слово «боль», а не «баль».

– Хорошо, обезболивающие, – согласно кивнул больной в пижаме и улыбнулся давно нечищеными зубами, – так вот, мне лично колоть не надо. Мне назначено четыре раза в день. А я себя и так неплохо чувствую: не болит, знаете ли. Если только на ночь. А сейчас, утром, можно и не колоть?

– А вы, простите, с чем и в какой палате лежите? – Лик Толика просветлел.

– Я – Зарубин, из шестой. Вчера утром мне вырезали аппендицит.

– Прооперировали, – скривился Толик, он не выносил грубых сравнений, – прооперировали аппендицит, а не вырезали

– Ладно, прооперировали. Так вот мне доктор, который операцию делал, назначил четыре раз в день колоть промедол, а мне столько не надо.

– Почему?

– Во-первых, мне столько раз чересчур много, ну, не нужно: не болит же. А во-вторых, – тут он приблизил свою небритую физиономию к уху Толика и шепотом добавил, – боюсь стать наркоманом.

– Но от одной – двух инъекций еще никто наркоманом не стал, – пафосным тоном заявил Толик, а сам подумал, – кроме меня.

– Да, от одной, двух и возможно, но мне назначили аж четыре раза в день. Сегодня второй день колют. Если бы мы не отказывались, то за два дня получается уже восемь раз бы укололи. Или промедол уже не наркотик?

– Наркотик, наркотик, – торопливо проговорил просветлевший Толик: он, кажется, нашел беспроигрышный вариант по добыче промедола в сложившихся условиях. – А скажите, товарищ…

– Зарубин, из шестой палаты.

– Да, верно, товарищ Зарубин. Вот вы сказали «мы». Разве еще кто-то вместе с вами отказывается от промедола, или только вы один боитесь развития привыкания.

– Конечно! У нас вся палата отказывается. Нас в ней пять человек после операции, и все могут потерпеть. Вот меня делегировали к вам, чтоб об этом официально заявить.

– Пять человек отказывается? Целых пять человек сознательных пациентов.

– Ну, может, если по другим палатам пройтись, так, думаю, еще можно пяток насобирать, сознательных-то. Сейчас вон, на каждом углу кричат о вреде наркомании. Тут как раз вначале недели по первой программе хорошая передача шла про наркоманов. Вы не смотрели?

– Нет, я как-то не смотрел, – слегка заволновался Толик, – я же еще, кроме работы, еще и в институте учусь.

– На хирурга?

– Да, на хирурга.

– Уважаю, – широко улыбнулся Зарубин. – Так вот в этой передаче сказали, что…

– Спасибо, товарищ Зарубин, – просиял Толик, – я все понял: вы и ваши друзья отказались. Извините, у меня очень много дел. Я спешу.

– Ну, они мне в общем-то не друзья, – пожал плечами Зарубин, – так, лежим в одной палате. Значит, я им скажу, что передал им нашу общую просьбу?

– Да, разумеется, – кивнул Толик и чуть ли не бегом бросился в сторону процедурного кабинета.

Появилась Алла Петровна в процедурке через десять минут, как и обещала. Незаметно подошла сзади, когда Толик заканчивал выписывать на отдельный лист из историй болезни все фамилии больных, кому назначен на сегодня промедол.

В списке значилось аж пятнадцать фамилий. Из них восемь, вполне добровольно отказались от обезболивающих уколов. Восемь на четыре – это аж тридцать два кубика чистого промедола. Даже если они захотят по уколу на ночь: минус восемь. Все равно еще остается двадцать четыре миллилитра. У Толика от такой перспективы вспотели руки. Как ловко он все придумал: дает Новиковой список, набирает в шприцы промедол и по дороге в палаты незаметно переливает их в заготовленные загодя пустые десятикубовые флаконы из-под пенициллина. «И пока она тут сейф охраняет, я затарюсь под завязку», – мечтал Толик, а после с наслаждением задозируюсь. Задозируюсь. Кажется, именно тогда он произнес это слово, вскоре ставшее любимым.

– Где список? – мягким и вкрадчивым голосом спросила Алла Петровна за спиной у Толика.

– Вот, у меня, – вздрогнул от неожиданности Уваров.

– Так-так, – быстро пробежала она глазами поданный листок. – Что-то многовато выходит.

– Я не знаю, так врачи назначили, можете по историям болезней проверить, – как можно спокойней ответил Толик, стараясь не выдать охватившего его волнения.

– Я понимаю, что врачи назначили. Но они назначили, а я отменю. Что я, не врач?

– Как это?

– Да очень просто: что всем им нужно колоть промедол?

– А как же, они же после операции. Вчера же был ввозной день. Много оперировали.

– Брось мне тут рассказывать про ввозной день. У тебя в списке значится пятнадцать фамилий. Это выходит шестьдесят уколов промедола за одни только сутки. Не жирно ли будет?

– Да, но тут так назначено.

– Анатолий, назначено и назначено. Сейчас пересмотрим назначения.

– Алла Петровна, вам что, промедола жалко? – не сдавался Уваров. – Он же стоит копейки.

– Стоит-то он стоит, но это как-никак наркотический препарат, да и списывать мне придется.

– Да, я спишу, – пожал он плечами. – Что вы так переживаете.

– Спишешь, говоришь? – Она прищурилась и подошла поближе, чтоб получше рассмотреть Толика. Сердце у него в тот момент едва не выпрыгивало из груди. Ему даже на какой-то момент показалось, что Алла Петровна услышала его сердцебиение.

– Я всегда помогал Семенычу, – быстро нашелся Толик.

– Да, мне и самой нетяжело, – не меняя интонации ответила Новикова, отводя от будущего хирурга взгляд. – Но мы поступим по-другому. Сейчас быстренько пройдемся по палатам и узнаем, кому на самом деле нужны обезболивающие препараты. Знаешь, моя практика показывает, что больше половины пациентов, как правило, отказываются.

– Да, но как же назначения? – Словно утопающий, хватающийся за соломинку, Толик пытался переломить щекотливую ситуацию в свою пользу.

– А что назначения? Я уже, кажется, объяснила, что их всегда можно пересмотреть. Для чего еще дежурный врач нужен? Дай мне список, и пошли по палатам.

Обход палат принес неутешительный для Уварова результат. По итогу, промедол необходимо было колоть всего двум больным. Остальные согласились на обычный анальгин, так некстати прорекламированный дежурным хирургом Новиковой. Это был удар и удар для него ниже пояса.

Вялый и апатичный Уваров набрал в два шприца промедол и под неусыпным оком дежурного хирурга с тайной злобой вонзил японскую сталь одноразовых шприцев в худосочные ягодицы невинных пациентов.

– Ой, Толик, что-то ты сейчас как-то зверски укол сделал, – поморщился один из несчастных, перенесший два дня назад удаление желчного пузыря. Ты час назад пенициллин колол и то не так больно.