– Да уж! Как я раньше-то не догадался! – желчно произнес генерал. – Второй верный мушкетер тоже здесь?

– Так точно!

– Что, кошки и пьяных драк мало было? Решили в войну поиграть? Мальчики, твою мать, зайчики. Здесь вашу жопу никто прикрывать не будет! Папке с передовой не позвонишь!

Это было правдой. Частенько в прежние времена генерал вызволял через сослуживцев своего загулявшего отпрыска.

Лицо сына изменилось. Ушла, растворилась дурашливая ухмылка, театрально выпученные глаза вернулись к естественному размеру, ноздри расширились, а на лбу пролегла глубокая складка.

– Знаешь, батя, что было, то было… Я – не щенок блудливый, чтобы меня в дерьмо носом тыкать… Я, между прочим, офицер.

– Ты как со старшим по званию разговариваешь, засранец!? О матери бы подумал, Рэмбо недоделанный! Стоит тут, корчит из себя героя. А у матери – сердце слабое!

Павел посмотрел в глаза разгневанному отцу и очень тихо, отчетливо произнес:

– У тех, кто на передовой сейчас, тоже матери есть, товарищ генерал-лейтенант. Ты же, отец, всегда хотел, чтобы я ответственным стал, серьезным. Сам настоял, чтобы в военное училище меня пристроить. А теперь я за мамкину юбку и твои погоны генеральские прятаться должен?

– Да дело, сын, в том, что ты действительно безответственный. Как был шпаной, так и остался. И людей погубишь, и технику, и сам сгинешь. Ладно. Некогда мне с тобой рассусоливать. Чеши в кадры к полковнику Звонареву. За назначением.

Генерал махнул рукой, показывая сыну, что разговор окончен. Если бы не бдительный полковник-кадровик, разглядевший в списке офицеров пополнения знакомую фамилию, то Волобуев-старший даже не узнал бы о прибытии сына. Но кадровик разглядел, и сын предстал пред очами разгневанного отца. Теперь деваться некуда, и через несколько минут, веселый и разбитной Пашка, его плоть и кровь, отправится принимать свой танковый взвод во второй роте второго танкового батальона четвертой гвардейской Кантемировской танковой бригады. На самом острие главного удара корпуса. И поведет он свой взвод в пекло высокотехнологической войны.

Неприятно кольнуло в сердце, и кровь заколотилась в висках. Генерал помассировал левую сторону груди и вытащил из пачки очередную, шестнадцатую с утра сигарету.

«Вот сопляк, чертова кукла! Все бы ему в бирюльки играть, – с раздражением подумал Волобуев, затягиваясь. – Все ведь, стервец, делает, чтобы отцу насолить!»

Тут Константин Васильевич подумал, что, может быть, сын, наконец, стал взрослеть. И это его шанс, пожалуй, единственный стоящий шанс доказать отцу, что он не «раздолбай», а взрослый самостоятельный мужчина, офицер. Не зря он на это упор сделал. Мол, батя, я офицер, а не щенок. Может быть, и так… В конце концов, армия – это не только тыловые гарнизоны, где можно служить годами, и не парады с учениями. На передовой сразу становится понятным, кто есть кто, и что каждый из себя представляет. Вся шелуха слетает с людей после первого боя. Может, этого и хочет сын. Эх, нет пока у Пашки еще своих детей, а то понял бы его чувства. Что должен испытывать отец, когда его сын отправляется на передовую.

Генерал рассказал бы сыну о том, как выглядят останки экипажа, которые похоронная команда выскребает из стального нутра сгоревшего танка, чтобы упаковать в пластиковые мешки. Как выглядит рота гренадеров, попавшая под удар кассетных боеприпасов, выпущенных вражеской РСЗО. Как выглядит БМП после попадания в нее ПТУР, когда сталь смешивается с костями и плотью, представляя собой полотно работы безумного сюрреалиста. Как надсадно стонут и задушенно хрипят обожженные и искромсанные осколками солдаты в бригадных санбатах. Да много чего еще! Только прав сын, не вечно ему за мои погоны и мамину юбку держаться. Пора становиться мужчиной! Значит, так тому и быть. На войне, как на войне. И генеральский сын такой же воин, как сын сварщика или доярки.

– Что-то я совсем расклеился, как старый пердун, сижу в КУНГе и нюни распускаю! – Волобуев достал фляжку с бренди, сделал глоток и зажмурился, ожидая, когда алкогольная комета прокатится по пищеводу в желудок. Затем крякнул, закусил отломанным от плитки шоколадом и выскочил на свежий воздух. Дел было невпроворот.

Командир батальона гвардии подполковник Проскурин встретил Павла в числе других новоприбывших и, поприветствовав пополнение, познакомил с командирами рот. Фамилия Волобуев ни на кого из присутствующих впечатления не произвела. От людей, каждый день балансирующих на невидимой грани между жизнью и смертью, трудно было ожидать подобострастия и подхалимажа. «Все под Богом ходим!» – так говорило все их поведение.

Ротным оказался ровесник Павла, тощий и загорелый до черноты старший лейтенант Бакланов с неизменным старомодным мундштуком, крепко зажатым в зубах. Пожав Павлу руку, он сказал:

– Принимай первый взвод. Мой взвод, я с него на повышение пошел, когда ротного зацепило. Туда сейчас два танка с ОРВБ отогнали, так что считай, теперь взвод почти полного состава. Из «старых» там старший сержант Чиркунов. Мужик с характером, но опыт огромный, держи его в руках, и не взвод будет, а конфетка. Давай принимай дела.

С Чиркуновым, коренастым лысеющим мужиком с прозрачными вятскими глазами, удалось поладить, как ни странно, довольно быстро. Может, до него дошли данные «солдатского радио» о том, кто его новый взводный, то ли ожидаемое в скором наступление требовало отложить на неопределенное время проверку молодого взводного «на вшивость». Весь батальон был рассредоточен в сильно побитом артобстрелом лесочке и лихорадочно приводил себя в порядок. «Барсы» спешно укутывали новенькими «Накидками», матерясь, грузили боекомплект и требовали от водителей-тыловиков: «Привези, наконец, пожрать, а то кишки слипаются». Хотя Чиркунов сообщил Павлу, что поели они недавно.

Наступление Кантемировской бригады началось после получасового яростного артобстрела позиций. К удивлению Павла, не было никаких «эпических» атак, как в кино про Вторую мировую войну. Бронетехника шла по проселку колонной, а впереди пылили «Водники» разведывательного взвода. В небе беспрерывно, словно механические стрекозы, проносились беспилотные «дроны», докладывая обстановку в штаб. Несколько раз над головой высоко в небе появлялись продолговатые предметы, и наушники взрывались радостными воплями. Это летели «Искандеры», наиболее эффективное дальнобойное оружие в русской армии. ОТР применяли для уничтожения в первую очередь штабов, командных пунктов и основного врага атакующих: самоходных автоматизированных германских гаубиц Pz-2000, лупящих издалека управляемыми снарядами.

Командование ОВС Евросоюза отлично понимало, что взять Киев и посадить на трон «незалэжной» Украины Леди Бублик не удастся, и операция «Гефест» провалилась. Теперь требовалось сдержать русских и нанести им максимальные потери, дабы они не прорвались в Европу на плечах отступающих союзников. План генералов Рамелова-Самаре был прост. Используя города Фастов и Белая Церковь, как опорные пункты, где были расположены переброшенные из-под Киева отборные части десантников и спецназа, заставить русских наступать по узкому коридору в общем направлении на Сквиру. Пока русские гренадеры и десантники-штурмовики станут штурмовать эти, превращенные в укрепрайоны города, их танковые бригады будут стремиться прорваться в глубокий тыл союзников и отсечь северную группировку, штурмовавшую столицу Украины, от основной, центральной группировки коалиционных сил. О таком намерении русского верховного командования свидетельствовали многочисленные разведывательные поиски в этом районе и, главное, попытка первого рассекающего удара два дня назад. Теперь, когда силы союзников значительно ослабли из-за предыдущих боев, у русских появился прекрасный шанс разбить обе союзные группировки по очереди. В ходе задуманного рассекающего удара бронетанковые силы русских, уйдя в прорыв по предоставленному им коридору, попадали бы под фланговые удары. Как раз из-за Фастова и Белой Церкви. Здесь качественное превосходство русских танков значения уже не имело. Получались классические «Канны».