Однако теперь он был неотделим от своих попутчиков. Они ведь тоже перестрадали в жизни, каждый по-своему. Уилф по-прежнему трясся во сне, а Кейт частенько сидела у огня, и щеки ее блестели от слез. Даже Рич, вспоминая о сыновьях, судорожно разворачивал носовой платок и притворялся, будто у него аллергия на пыльцу. Впрочем, если Гарольд и сожалел об их решении присоединиться к нему, не в его натуре было разочаровывать новых товарищей. Иногда он отходил в сторонку и умывался или просто дышал воздухом, напоминая себе, что для его похода не существует правил. Раз или два он уже совершал ошибку, возомнив, что постиг их, а потом убеждался, насколько был не прав. Может, и с паломниками та же история? Может быть, они суть новый этап его похода? Гарольд все больше убеждался, что временами незнание становится высшей истиной, и ничего с этим не поделаешь.

Новости о кампании стали ее движущей силой, словно и сама она обладала неким внутренним импульсом. Стоило где-нибудь пройти слуху, что отряд уже на подходе, как на каждой плите начинали что-нибудь печь и стряпать. Кейт едва не сшиб «Лендровер»: его не в меру ретивая владелица спешила доставить путникам поднос, сервированный ломтиками козьего сыра. Рич за общим костром выдвинул предложение, чтобы Гарольд перед каждой трапезой произносил короткую речь о том, что значит быть паломником. Гарольд отказался, и тогда Рич решил взять инициативу на себя. Он поинтересовался, не желают ли остальные делать себе пометки. Согласился только «горилла», хотя в волосатой перчатке писать ему было нелегко и он все время просил обождать.

В прессе появлялись все новые и новые свидетельства добродетельности Гарольда. У него самого не хватало времени читать газеты, но Рич, судя по всему, был осведомлен гораздо лучше. Один медиум из Клитроу заявил, что у главного паломника золотистая аура. Какой-то молодой человек рассказал душещипательную историю о том, как он уже готов был спрыгнуть с Клифтонского подвесного моста, но Гарольд его отговорил.

— Но я не был в Бристоле, — удивился Гарольд. — Я посетил Бат, а оттуда пошел в Страуд. Я очень хорошо запомнил тот отрезок пути, потому что едва не сдался тогда. Ни на каком мосту я ни с кем не беседовал. И уж подавно никого не отговаривал спрыгнуть.

Рич же утверждал, что такие возражения несущественны. Пустяки, в общем.

— Может, он вам тогда не признался, что хочет покончить с собой! А встретился с вами и обрел надежду! Вы наверняка позабыли.

Он снова и снова убеждал Гарольда, что нужно шире смотреть на вещи и что отсутствие рекламы — плохая реклама. Гарольду пришло на ум, что хотя Рич в свои сорок лет годится ему в сыновья, но общается он с ним так, будто ребенок — это Гарольд. Рич разъяснял, что Гарольду удалось создать монопольный спрос на свой бренд и нужно ковать железо, пока горячо. Сюда же он ввернул и «хлебные» концепции, и корпоративное «пение в унисон», отчего у Гарольда вскоре разболелась голова. В ней толклись никак не связанные меж собой образы — хлебы, хоры и паровые молоты, и ему приходилось то и дело усмирять их в попытке уяснить, о чем толкует ему Рич. Гарольд был бы очень ему признателен, если бы тот употреблял слова в их прямом значении, а не в качестве фигур речи.

В первых числах июня отец Уилфа, давно бросивший семью, дал умилительное интервью о мужестве своего сына («Он даже ни разу меня не видел!» — возмутился Уилф). Муниципалитет Берика-на-Твиде заказал для встречи паломников афиши и материю для флагов. А владелец мелочной лавки из Райпона обвинил их в краже некоторых товаров, в том числе виски.

Рич созвал собрание, на котором без обиняков обвинил Уилфа в воровстве и предложил отправить его восвояси. Впервые Гарольд встал и выразил несогласие; впрочем, вынужденная конфронтация далась ему с такими муками, что стало ясно: второй раз противостоять Ричу он уже не сможет. Тот слушал его, сузив глаза, отчего Гарольд невольно потерял мысль и смолк. В конце концов, Рич уступил с тем, чтобы дать Уилфу еще один шанс, но потом до вечера намеренно избегал Гарольда. Позже юношу угораздило собрать страшно ядовитые грибы под видом съедобных, обезоруживающе схожих с ними, и пол-отряда слегло с температурой и резью в животе. Вдобавок изобилие красной смородины, вишни и недозрелого крыжовника в рационе выздоравливающих тут же вызвало у них опасную вспышку диареи. «Горилла», записывавший выступления Рича, сильно пострадал от укуса: оказалось, что к нему в перчатку забралась оса. Целых два дня паломники не могли сдвинуться с места.

По горизонту протянулась череда синеватых вершин, на которые так мечталось взобраться Гарольду. Солнце высоко стояло на востоке, и выцветшая луна на его фоне казалась сотканной из дымки. Если бы только все они куда-нибудь ушли… Нашли бы себе другое вместилище веры… Гарольд качал головой, браня себя за вероломство.

Рич во всеуслышание объявил, что необходимо как-то внешне отграничить настоящих паломников от просто любопытствующих. И он нашел выход. Рич связался со своим давнишним приятелем-рекламщиком, который заинтересовался его идеей. Тот, в свою очередь, связался с оптовой компанией, распространяющей укрепляющие напитки — ее представители изъявили готовность снабдить всех официальных ходоков футболками с надписью «Паломник» на спине и на груди. Решили, что футболки будут белыми и представлены в трех размерах.

— Белые? — насмешливо переспросила Кейт. — И где же мы будем их стирать?

— Белое заметнее, — пояснил Рич. — И это символ чистоты.

— Воистину речь мужчины! Чушь собачья, — не согласилась Кейт.

Торговая компания взялась в придачу поставлять паломникам укрепляющие фруктовые напитки в неограниченном количестве. От Гарольда требовалось только почаще держать в руке бутылку с таким напитком. После получения футболок организовали посещение репортеров. На трассе А-617 Гарольду предстояло поучаствовать в фотосессии с мисс Южный Девон.

Гарольд сказал:

— Мне кажется, все остальные тоже должны сниматься. Они несут тяготы пути вместе со мной.

Рич возразил на это, что это замутняет идею веры двадцать первого века и ослабляет историю любви к Куини.

— Но я ничего подобного и не пытался доказать! — стал спорить с ним Гарольд. — А люблю я свою жену!

Рич протянул ему бутылку с фруктовым напитком и напомнил, что ее нужно поворачивать этикеткой к камере.

— Я же не прошу вас перестать ее любить. Я просто хочу, чтобы вы подержали бутылку. Я уже говорил, что вас пригласил на обед мэр?

— Я, честно говоря, не особенно проголодался.

— И не забудьте взять с собой собаку. У его жены, кажется, есть связи в «Голубом кресте»[28].

Вскоре выяснилось, что люди чувствуют себя оскорбленными, если паломники вдруг обходят их населенный пункт стороной. Мэр курортного городка в Северном Девоне в интервью обозвал Гарольда «реакционным бюргером-элитистом». Характеристика так потрясла Гарольда, что он счел необходимым принести извинения. Ему даже пришло в голову, не двинуться ли обратно к дому, попутно заходя во все те местечки, которые он проигнорировал по дороге в Берик. Он признался Кейт, что фруктовые напитки сыграли злую шутку с его пищеварением.