В частях и соединениях Кавказского фронта аграрный вопрос приобрел весьма специфический характер. После обнародования декрета о земле ситуация во всех казачьих областях обострилась, что катастрофическим образом отозвалось на целостности Кавказского театра военных действий, так как значительная часть военнослужащих здесь были терскими и кубанскими казаками. В частности, борьба иногородних крестьян за землю в казачьих областях, желание казаков сохранить как собственные наделы, так и дарованные встарь привилегии приводили к сильному стремлению и тех и других уйти с фронта домой для защиты своих аграрных интересов.

Резолюции по земельному вопросу о правах иногородних, принятые в ноябре на 1-м съезде иногородних Кубанской области и на крестьянском областном Донском съезде, вызвали волнения казаков Кавказского фронта и соответствующую реакцию иногородних крестьян в пехотных частях. Все противоречия между казаками и солдатами наглядно отражают резолюции и наказы каждой из противоборствующих сторон на этом фронте. Так, наказ крестьянских ячеек Трапезундского укрепленного района своим делегатам, направленным во ВЦИК Советов в Петроград, предлагал конфисковывать все казачьи офицерские участки, войсковые свободные земли и участки, превышающие трудовую норму, требовал учреждения в казачьих областях сельских и земельных комитетов, а также ликвидации привилегий казачества.

Из писем с родины, периодической печати солдатские массы Кавказского фронта были информированы о тревожном положении в казачьих областях. Как сообщала меньшевистская газета «Новая жизнь», правом голоса при выборах Кубанской рады пользовались лишь казаки, горцы и крестьяне-общинники, а «бедное крестьянство, рабочие и все пришлое население политических прав лишено». Кадетская газета «Речь» указывала, что кубанская казачья верхушка испугалась «погромно-аграрной заразы», однако «лишение значительной части населения политических прав» производит тяжелое впечатление. Далее газета отмечала, что право распоряжения казенной землей оставалось в руках «глав казачьей общины».

Со своей стороны, казаки, главная масса которых на Кавказском фронте состояла из кубанцев и терцев, с тревогой наблюдали за ростом большевизации гарнизонов, расквартированных в Кубанской и Терской областях, за угрозами и стремлениями служивших в них солдат и местного иногороднего крестьянства отобрать войсковые, офицерские земли и имущество казачьей верхушки. В начале ноября председатель Кубанского краевого правительства Л.Л. Быч выдвинул даже требование о немедленном отзыве казаков с фронта для защиты своих прав и хозяйств в Кубанской области. На Кавказском фронте кубанские и терские казаки принимали резолюции, в которых выдвигались требования об обязательном сохранении их дореволюционных привилегий и ограничении прав иногородних крестьян, сочувственно встреченные казаками других областей России.

В войсках Кавказского фронта, расположенных в Персии, господствовали такие же настроения. Здесь находилось два корпуса — 7-й Кавказский армейский и 1-й Кавказский кавалерийский, около половины военнослужащих которых составляли казаки. Среди казаков и солдат царило возбуждение, и все они стремились на родину, так как полученные из дома письма и газетные сообщения о событиях в казачьих областях, вызывали тревогу. Как сообщалось в Ставку Верховного главнокомандующего, состоявшийся в ноябре Чрезвычайный войсковой круг оренбургских казаков в связи с начавшимся в стране аграрным движением потребовал от фронтового командования вывода из Персии и отправки на родину всех казачьих оренбургских полков с артиллерией. Уже в ноябре — декабре в 1-м Кавказском кавалерийском корпусе положение настолько обострилось (чему способствовал усиливавшийся голод и падеж лошадей), что его командир генерал от кавалерии Н.Н. Баратов потребовал 3 декабря от командования фронта немедленного отвода войск из Персии, так как назревал самовольный отход не только солдат, но и казаков. Сложившуюся ситуацию в войсках генерал напрямую связывал с событиями на Северном Кавказе и тревожными письмами, полученными казаками и солдатами из дома.

13 ноября 39-я пехотная дивизия, состоявшая в основном из крестьян Северного Кавказа, ссылаясь на декрет о мире, стала самовольно отходить в тыл. Для организации отхода дивизии армейскими большевиками, как уже отмечалось выше, был создан дивизионный ревком, который взял на себя руководство дивизией. Ее командование доносило в штаб фронта, что одной из основных причин самовольного отхода дивизии является недовольство солдат действиями казачьих областных правительств Кубани и Терека и возникшими в связи с декретом о земле беспорядками в казачьих областях. Командующий Кавказской армией генерал-лейтенант И.З. Одишелидзе в своей телеграмме, адресованной главнокомандующему войсками Кавказского фронта генералу от инфантерии М.А. Пржевальскому, всю ответственность за отход дивизии возложил на созданный большевиками дивизионный ревком.

После ухода с фронта 39-й пехотной дивизии на Северный Кавказ, в том же направлении начал выдвижение 1-й Кавказский армейский корпус. Его примеру последовал 6-й Кавказский армейский корпус, а вскоре отход принял стихийный характер и захватил 4-й и 5-й Кавказские армейские корпуса.

Таким образом, аграрный вопрос в значительной степени способствовал развалу Кавказского фронта, который выразился в начавшемся самовольном возвращении войск в тыл, а на других фронтах та же земельная проблема деморализовала широкие слои солдатских масс.

Вместе с тем солдатские комитеты и ревкомы действующей армии оказывали материальную помощь бедным крестьянским хозяйствам прифронтовой полосы, разоренным войной: выдавали лишних и негодных для армии лошадей, повозки и другое армейское имущество, которое можно было использовать в сельском хозяйстве. Такое решение, например, было принято на заседании 27 ноября ВРК 16-го армейского корпуса (Румынский фронт, 8-я армия): «Так как корпус стоит на фольварке, то если поступят организованные требования сельских властей о выдаче земельных орудий и машин, то с нашей стороны препятствий не будет». 14 декабря ВРК 17-го мортирного артиллерийского дивизиона (Северный фронт, 5-я армия) также обратился в вышестоящий ревком 17-го армейского корпуса с ходатайством разрешить передать выбракованных лошадей беднейшему крестьянству Кубецкой волости по просьбе волостного земельного комитета.

16 января 1918 г. военно-революционный совет Сунженской линии (Кавказский фронт) принял решение, в котором, в частности, отмечалось: «предложить командирам дивизионов лишних лошадей раздать по решению станичных кругов домохозяевам на прокорм, с тем, чтобы домохозяева могли работать на этих лошадях». 3-й съезд представителей частей 39-й пехотной дивизии (Кавказский фронт), состоявшийся 15–16 февраля, также принял решение о передаче лошадей крестьянам: «годных к военной службе — сохранить для Красной армии. Остальных распродать населению, действительно нуждающемуся в лошадях, по весьма доступным ценам». 15 февраля ВРК 3-й артиллерийской бригады (Северный фронт) принял аналогичное постановление — раздать 160 лишних лошадей нуждающимся крестьянам. И подобных примеров можно найти множество.

В заключение следует подчеркнуть, что участие значительной массы солдат действующей армии в возникших в связи с обнародованием декрета о земле аграрных беспорядках в прифронтовых районах сильно подорвало и без того пошатнувшуюся дисциплину на фронте. Причем большевистские ревкомы и большевизированные солдатские комитеты практически были бессильны прекратить это негативное явление. И наконец, проблемы, вызванные декретом о земле, такие, как дезертирство и погромное движение, создавали дополнительные трудности армейским большевикам, ревкомам и большевизированным солдатским комитетам, отвлекала часть сил от непрекращавшейся борьбы за власть с их политическими противниками в действующей армии.