– Калга много запросил… – Куренной атаман смущенно прокашлялся. – Пятьдесят золотых… Мы, конечно, торговались, цену сбили, но и эта для нас неподъемная.

Мусий понял причину его смущения. Ивану Гусаку было стыдно, что басурмане помыкают вольными казаками как быдлом.

Гамалея решительно поднялся.

– Я плачу выкуп за Дзюбу! – сказал он громко, чтобы услышали все казаки Пластуновского куреня, которые уже были на изрядном подпитии.

Он достал из пояса кошелек, отсчитал пятьдесят золотых и бросил их на стол. Поступок Мусия сечевики встретили одобрительными криками.

– Бери горилку и чарку, – сказал Мусий, обращаясь к Василию, – и иди за мной.

Завидев Гамалею, Дзюба сильно побледнел и задрожал всем телом как в лихорадке. Он смотрел на старого характерника так, будто тот был архангелом и явился звать его на Страшный суд.

– Стоишь, Иван? – спросил Мусий безо всякого вступления.

– Стою, Мусий…

– Выпей, Иван… – Гамалея мигнул Василию, и тот поднес Дзюбе полную чарку.

Подождав, пока Дзюба выпьет, Мусий нагнулся, взял кий и неожиданно для всех – пластуны во главе с куренным атаманом стояли позади характерника – сильно ударил казака по спине.

– За что, Мусий?! – вскрикнул больше от неожиданности, чем от боли, Дзюба.

– Бью тебя, Иван, не за то, что разбойничал, а за то, что попался, – сурово ответил Гамалея. – Впредь будь осторожней в подборе людей, не бери в отряд разных халамидников[105]. Отвяжите его.

Дзюбу отвязали и он, искупавшись, присоединился к пластунам, которые продолжили пировать на щедроты Мусия Гамалеи. Еще совсем недавно многие из казаков, сидевших за пиршественным столом рядом с Дзюбой, охаживали его киями, но теперь не было между ними и отпущенником ни капли вражды или просто недоразумения. Прошлое было тут же забыто, и Дзюба снова стал равным среди равных.

Спустя неделю Василий сподобился попасть на герц. Притом не в качестве зрителя, а как участник.

Кто затеял эти тренировочные поединки, с какой стати – никто не знал. В Сечи всегда так – слетелись казаки, в основном молодежь, как воробьи, в кучу, и понеслась потеха. Если это случалось за валами, на расчищенной от кустарников площадке, где обычно тренировалась молодежь, то начинались соревнования в ловкости и боевой выучке. А ежели в шинке, то кто-нибудь из казаков заказывал «для затравки» угощение на всю честную компанию, и кружила январской метелицей бесшабашная гульба и танцы до упаду весь день и всю ночь.

И не беда, если деньги быстро заканчиваются. А одежда на что? Она тоже имеет свою цену. А коль уж совсем туго становилось с финансами и больше нечего заложить, кроме что шаровар, то шинкарь-еврей давал в долг. Правда, под такие проценты, что казаку впору самого себя продать туркам в рабство – гребцом на галеры, или повеситься.

Но казак не сильно кручинился по поводу долга: он пойдет либо в поход и, вернувшись со знатной добычей, рассчитается с шинкарем, либо падет в бою и его похоронят где-нибудь на чужбине. А с мертвого какой спрос? Потому-то самыми большими плакальщиками над погибшими во время похода казаками и были шинкари, горевавшие о безвозвратно утерянном гешефте.

Когда Василий появился возле гурта за валами Коша, заинтересованный веселым гвалтом, казаки соревновались в джигитовке. Разогнав коней, молодые сечевики вставали на седло в полный рост, подбрасывали вверх шапку и стреляли по ней из пистоля или мушкета. Промахи случались редко, но в конце концов победителем стал казак из Величковского куреня Демко Легуша. Напоследок он не только поразил цель, но еще сделал сальто на полном скаку и при этом снова очутился в седле.

Этот трюк казаки встретили одобрительными возгласами, а когда Демко спешился, окружили его и долго в полном восхищении хлопали по спине, да с такой силой, что гибкий, как лоза, юноша даже морщился.

– А что, паны-товарищи, у кого есть охота стать со мной на настоящий боевой герц? – раздалось над ухом Василия; он даже вздрогнул от неожиданности и отшатнулся.

Обернувшись, Василий увидел бывалого воина лет тридцати – тридцати пяти, лицо которого было исполосовано шрамами от сабельных ударов. Он смотрел на Василия в упор, с пренебрежительным видом поигрывая рукоятью кривой турецкой сабли. Похоже, казак снял ее с собственноручно сраженного в бою турецкого бея, потому что эфес оружия был богато украшен позолотой и драгоценными каменьями.

Василий сразу понял, кто перед ним. Из рассказов Мусия Гамалеи он знал, что встречаются бойцы пострашнее характерников. Если характерник распалялся лишь в бою с врагами, и тогда ему не было удержу, то «свободный поединщик», или бретер, – так называли этих неистовых дуэлянтов и больших мастеров фехтования в Западной Европе – даже в мирное время постоянно искал с кем скрестить сабли. И если сечевики в тренировочных поединках обычно дрались на саблях до первой крови, то «свободных поединщиков» устраивала лишь смерть противника.

«Свободные поединщики» редко подолгу задерживались в Сечи. Строгие, а иногда и жестокие законы запорожцев никому не позволяли проливать кровь своих товарищей на территории Коша; даже драки были строго наказуемы. За них полагался позорный столб; или судьи наносили драчуну такие же увечья, как и у потерпевшей стороны. (Обычно этот вид наказания применялся к людям, которые не принадлежали к запорожской общине.) Но если случалось убийство в Сечи, то убийцу закапывали в могилу вместе с жертвой – живым.

В поисках приключений «свободные поединщики» путешествовали по всей Европе и Азии; нередко их приглашали в качестве учителей фехтования как военачальники для обучения офицеров, так и частные лица, в основном дворянского сословия. Но главным видом заработка «свободных поединщиков» были заказные дуэли. Спрос на убийства, замаскированные под благородную дуэль, никогда не падал.

Мастерам клинка позволяли беспрепятственно пересекать любые границы. Официальные власти их не трогали, так как искусство фехтовальщиков нужно было всем.

Перед Василием как раз и стоял «вольный поединщик». Молодой Железняк не знал, к какому куреню принадлежит этот человек, да это и не было важно. Возможно, «вольный поединщик» даже не был сечевиком, а приехал в Олешки по какой-то своей надобности. В таком случае сечевые правила на него не распространялись, тем более за валами. И поединок, если он случится, будет не до первой крови, а до серьезного ранения или смерти кого-нибудь из поединщиков.

Василий сразу понял, что на боевой герц приглашают его. Понял он и то, что поединка не избежать – решительный вид казака и напористый наглый взгляд не вызывали сомнений в серьезности его намерений. Что касается причины, побудившей казака бросить такой серьезный вызов Василию, то она была налицо. В отличие от остальных сечевиков, беглецы были одеты вызывающе ярко и богато. У них просто не было другой одежды, так как отряд Гамалеи пользовался гардеробом английского купца. Тот же в свою очередь отдавал предпочтение не строгому пуританскому стилю в темных тонах, приличествующему подданному британской короны, а носил в основном красочные польские и венгерские одеяния.