— Почему ты так небрежно проверяешь, раб? — наконец, произнес ледяным голосом Илла и вцепился серо-синими глазами во вздрогнувшего веномансера.

— Я уже проверил внутренние швы, господин. — Юлиан прикусил язык, дабы не ляпнуть лишнего, ибо все внутри него вспыхнуло и полыхнуло яростью. — Там чисто и сейчас я…

— Я тебе задал другой вопрос. Почему ты так грубо относишься к своей работе?

— Прошу меня извинить, если мои действия показались вам грубыми или непрофессиональными, — размеренно, пытаясь сохранить на лице бесстрастие, сказал Юлиан. — Я все исправлю, и более такого не повторится.

— Делай все с самого начала, еще раз. Дигоро, отойди и не мешай ему. Ты уже можешь быть свободным.

Напряженная обстановка в комнате медленно рассеялась, когда Илла отвлекся на поднесенные слугой в шкатулке кольца. Все прочие, кроме Юлиана с горящими ушами, которого отчитали зазря, как мальчишку, заработали с двойным усердием, чтобы не стать следующей жертвой старика в дурном расположении духа. Чуть позже, уже перед закатом, Советник обратился к склоненному над тканями веномансеру, для показательности проходящего одни и те же места в пятый раз.

— На ночь останешься здесь, можешь воспользоваться библиотекой, — Ралмантон отложил книгу со стихами, а слуга тут же подхватил ее с дивана и отнес в библиотеку. — А ты, Габелий заночуешь в Мастеровом городе.

— Спасибо, достопочтенный, — радостно склонил голову маг.

Передав наряд камердинеру, Юлиан скрылся в соседней проходной комнате, что являла из себя коридор, ведущий в библиотеку, и приземлился в кресло. Отрешенным взглядом он бродил по Илле Ралмантону, которого, как хрустальную куклу, нежно и бережно, упаковывали в парадный костюм. В конце концов, когда чахлая плоть укрылась под несколькими слоями тканей, камердинер обрызгал Советника цитрусовыми духами.

— Вы замечательно выглядите, хозяин… — пролепетал один из слуг.

— Твоя лесть ни к месту, — холодно оборвал Илла.

Царедворец уже взялся было за любимую трость из черного платана, украшенную рубинами, золотом и обвитую красными лентами, когда дверь в особняк отворилась. До слуха вампиров донеслись легкие, но торопливые шажочки по мраморному полу.

Суккуб влетела в полумрак гостиной, как сияющая звезда, что вспыхивает на ночном небосводе, падая, и озарила ее ярким светом. На Сапфо везде было золото: на витых рогах блестели кольца; в волосах позвякивали нити; на смуглом лице краской от нижней полной губы до подбородка, как у веномансеров, была проведена золотая линия; в пышных одеждах сверкала атласная желтая вышивка; а при каждом шаге на руках и ногах бряцали цепочки. Широкий золотой ремень из ткани, украшенной рубинами, крепко обнимал ее тонкий стан и вился лентами меж грудей, заканчиваясь на шее в качестве тугого шарфа, отороченного мехом чертят-альбиносов.

Сапфо, прекрасная и обворожительная, как сама Зейлоара, подбежала кошачьей походкой к Илле, ступая обутыми в сандалии ножками с коротенькой темной шерсткой, которая начиналась от бедра.

— Мой властитель! — страстно произнесла женщина. — Доброго вам вечера и….

— Я тебе сказал Сапфо — ты не пойдешь во дворец, — оборвал суккуба Илла, едва наклонившись, чтобы слуга обвил лентами его горло.

— Может вы измените свое решение? — нарочито весело защебетала суккуб. — А вы знаете, что почтенный гор’Увэй тоже возьмет с собой Миларийю? И даже поч…

— Сапфо, я не собираюсь покрывать свое имя пятнами несмываемого позора, являясь во дворец со шлюхой, пусть и дорогой, но шлюхой, — Илла поморщился. — Знай свое место, женщина! Или твое место займет другая подстилка.

После этого Советник, обойдя застывшую демоницу, в окружении охранников покинул особняк. Деловитый стук трости истончился, пока, наконец, совсем не исчез. Лишь тогда Сапфо очнулась от забытья, в которое впала после слов Иллы. Женщина испуганно осмотрелась в полупустом доме, увидела уже кряхтящего на пороге Габелия. Тот спешил в Мастеровой город, к семье.

— Почтенная, пойдемте, мы проводим вас домой, — подал голос один из вечных охранников Сапфо.

— Нет! — прошипела хриплым голосом Сапфо, затем добавила уже тише, пытаясь взять себя в руки, которые предательски задрожали. — Нет… Дайте вина!

Юлиан стал подниматься по лестнице гостиной вверх, к своей спальне, когда услышал всхлипы одинокой Сапфо. Она сидела на диване и сдавленно рыдала, впиваясь зубами в ладонь от бессильной злобы.

— Место… Знать место… Место… — доносилось до удаляющегося Юлиана. Сапфо без устали шептала, перемешивая со слезами, фразу «знать место», и звучала она из ее уст, как молитва и проклятье одновременно.

Вампир ощущал некоторую долю сочувствия к молодой куртизанке, но понимал — она такая же пленница, как и вся прислуга Иллы, которая за те блага, что давал им хозяин, обязана была терпеть его скверный нрав и приступы злобы. Правда, похоже, в своих мечтах Сапфо мыслила иначе, считая себя скорее добровольной узницей, чем рабыней положения.

Ближе к полуночи Юлиан выглянул из окна спальни, которую он делил со стариками Габелием и Дигоро, и, к своему неудовольствию, отметил, что к обычной охране дома присоединилась и стража Сапфо. Суммарно двенадцать вампиров несли караул у имения Иллы и вокруг него, чесали языками. По мостовой топтались королевские гвардейцы и охранные маги. Кажется, сегодня сбежать не получится.

А где-то вдалеке сверкал золотыми огнями дворец. Там вывесили из всех окон сильфовские светильники, украсили три башни красно-золотыми лентами, и замок теперь напоминал волшебное дерево.

Чуть погодя, когда полная луна взошла над дворцом, в небе полыхнуло радужным огнем. Город неистово завопил и всколыхнулся, как огромный муравейник. С шипением в небо взлетели выпущенные иллюзионистами потешные огни. Ч-ч-чух! Над домами в Золотом граде запорхали огромные бабочки, заизвивались шипящие змеи, распахнули огненные крылья фениксы. Ш-ш-ш-ш! Над Элегиаром расстелился ковер из цветов, которые медленно раскрылись с дрожащим звуком. Дз-з-з! Юлиан охнул — в цветах прятались сильфы, магические сгустки энергии с частицей души. В трепетном полете, покинув лоно бутона, сильфы выросли и под дуновением серебристого ветра рассеялись белоснежной пыльцой. Пыльца эта, как россыпь звезд на ночном небосводе, кружа, осела на мощеные дорожки Элегиара. И потухла. Иллюзия пропала.

Завороженно вздохнув, Юлиан покинул спальню, спустился по мраморной лестнице вниз и попал в гостиную. Там его обволок душный запах алкоголя, который завесой колыхался в черно-золотой комнате. Из-за спинки дивана выглядывала кисточка хвоста Сапфо, донельзя растрепанная. Во тьме Юлиан увидел пустую бутылку Белой Девы из Аль’Маринна, самого дорогого сорта вина на юге, и, покачав в неодобрении головой самому себе, прошел к библиотеке.

Сапфо услышала мягкие шаги и вырвала себя из полузабытья, поднялась на диване, тихонько звякнув украшениями. Ее глаза испуганно уставились во мрак ночи, окутавший имение, и суккуб шепотом произнесла.