Но больше нет этой палочки-выручалочки.

И вот что сейчас, спрашивается, делать?

* * *

…Сладкий чай с мятой дымится на столе. Припасены и шоколадки. Когда Кирилл Богданович работает над кандидатской, то всегда поглощает шоколад тоннами. Сначала он покупал одну плитку, потом две. А как-то заехал на оптовый рынок и приобрел целый ящик. Теперь не приходится посреди ночи лететь в ночной магазин, чтобы спешно восполнить запас любимого лакомства.

Тему для кандидатской работы Кирилл выбрал давно. Влияние Иегуды Пэна на творчество Марка Шагала. Да, пусть великий художник провел в школе своего витебского учителя всего несколько месяцев. Но именно Иегуда Пэн стал первым, кто шлифовал талант гения. Его роль в становлении Шагала как художника огромна. Марк Захарович и сам это признавал, посвятив в своих мемуарах учителю много добрых душевных слов.

В ту ночь Кириллу особенно не терпелось сесть за кандидатскую. Он отказался от приглашения симпатичной девушки, открытым текстом намекавшей, что родителей дома нет и этим можно воспользоваться. Не мог дождаться времени окончания работы музея. Как сумасшедший, примчался в общежитие. И долго курил, с нетерпением ожидая обещанных документов.

Его руки тряслись. Подумать только! Ему дадут ксерокопии материалов из уголовного дела по убийству Иегуды Пэна! Архивы НКВД рассекречены, но доступ к ним пока ограничен. И вот удалось найти нужного человечка, и сейчас все свершится…

Документы принесли в назначенный срок.

– Кто это был? – поинтересовался Петренко, прихорашиваясь перед свиданием со своей невестой Леночкой.

– Работник архива. Юрка! У меня есть материалы по уголовному делу Пэна! – Кирилла так и распирало от счастья. – Сейчас заварю себе чайку, и за работу!

Петренко вздохнул:

– Завидую. Сам бы остался. Но Ленка ждет. Еще обидится.

– А ты быстренько ее выгуляй и айда сюда, – предложил Кирилл. – Какие бабы, когда у нас столько информации для изучения!

Он не заметил, как Юра исчез за дверью. Провалился в ксерокопированные листы, как в трясину. Было сложно разобрать корявый неровный почерк, многое казалось непонятным, но азарт и любопытство помогали продираться сквозь частокол фраз.

Дойдя до протокола допроса Виктора Сергеевича Меклера, приятеля Марка Шагала, Кирилл вздрогнул. Протер глаза и снова перечитал текст. Нет, не показалось.

«Художника Пэна я знал приблизительно с 1905 года. Я взял у него один двухчасовой урок, мне было тогда 10–13 лет. Прекратил заниматься у него вследствие того, что мне не нравилась неряшливость его квартиры. Но с тех пор я неоднократно посещал его и поддерживал с ним самые наилучшие отношения».[29]

Растерянный, Кирилл встал из-за стола, подошел к книжной полке. Он знал мемуары Марка Шагала «Моя жизнь» наизусть, но все же зашелестел страницами.

Ну да, убеждался Кирилл, вот Марк пишет о том, как они вместе ходили на этюды, вместе посещали школу. Когда Шагал пришел к Пэну, Виктор уже там учился. Не могло быть только одного урока, никак не могло!

– Значит, Меклер солгал, – пробормотал Кирилл, засовывая книгу в потертом переплете обратно на полку. – Солгал! Но почему? Да, его допрашивал следователь НКВД, понятно, какое было время. Но Иегуда Пэн никогда не считался политически неблагонадежным. И даже то, что Марк Шагал сбежал из Советского Союза, на нем никак не отразилось. Среди искусствоведов считается, что Пэна убили из-за денег. Он был зажиточным по тем временам человеком. Родственники Пэна говорили, что из его дома исчезло золото. И предполагалось, что некий грабитель воспользовался тем, что люди посреди ночи распахивают дверь, не интересуясь, кто там, потому что и так знают, кто и зачем приходит под покровом темноты…

Кирилл отправил в рот треть шоколадной плитки, сделал глоток остывшего чая и попытался работать дальше. Но все мысли вертелись вокруг одного.

Почему солгал Виктор Меклер? В чем дело?

Пришел Юра, весь перепачканный малиновой губной помадой, и Кирилл сразу же поделился новостью.

– Меклер всю жизнь завидовал Шагалу. Но с Пэном у него вроде бы не было конфликтов, – заметил Петренко и кивнул на разложенные на столе бумаги. – Ты позволишь? Я возьму ту часть распечаток, которые ты уже просмотрел. Надо же, прямо детектив какой-то получается.

«Детектив, – застучало в висках Кирилла. – Детектив! Труп и… убийца. Не может быть!»

Он забросил диссертацию. Отказался от съемок. Взял в музее отпуск за свой счет и все время посвятил изучению подробностей биографии Меклера.

И чем больше узнавал, тем сильнее вырастала уверенность: зависть отравила жизнь приятеля Марка Шагала. Он был способен на все…

Прямых наследников у Виктора Меклера не осталось. Но, просиживая с утра до вечера в архиве, Кирилл смог разыскать женщину преклонных лет, вроде бы приходившуюся двоюродной племянницей сестре Виктора. Однако, судя по датам, скорее всего, речь шла о полном совпадении имени, отчества и фамилии. Даже с учетом максимального долгожительства цифры все равно не сходились.

– Ты напрасно теряешь время, – сказал Юрий, услышав о планах Виктора ехать на далекий хутор. – Репрессии, война. Никто не уцелел в этих испытаниях. Сколько лет женщине, которую ты отыскал?

– Шестьдесят восемь.

– Вот видишь! Не сходится! Шагал родился в 1887 году, Меклер, скорее всего, был его ровесником. Пусть сестра была младше, а племянница еще младше. Но даже если племянница пережила войну, а не мне тебе рассказывать, что пришлось пережить белорусским евреям, ее уже давно нет в живых!

Кирилл был с ним полностью согласен. И все равно стал собираться в дорогу.

Он не разрешал себе радоваться. Ни на минуту. Да, женщина, Сара Иосифовна Меклер, оказалась с семитскими чертами лица. Отмеченными старостью, но семитскими! В ее речи проскальзывали еврейские словечки.

Но на вопрос о родственнике-художнике она кивнула:

– Были, милок, конечно, были. Холстов много осталось. Этот дом еще моей бабушке Саре принадлежал. Весь чердак ими завален. Я ими печку растапливаю, когда бумага заканчивается!

Говорить у Кирилла не было сил. Это чудо, что у женщины, внучки племянницы Сары Меклер, те же имя и фамилия. Возможно, они выходили замуж за кузенов, так было принято среди евреев, родители Марка Шагала тоже были двоюродными братом и сестрой. Чудо, что уцелел дом, что семья не погибла в застенках гетто. Но самое большое чудо – сохранились работы вечного неудачника, горького завистника…

Он скорее выдохнул, чем сказал:

– Взглянуть бы.

Глаза Сары в лучиках морщин хитро прищурились.

– А зачем?