– Гляди-ка, Борисов, не соврал. А я вначале не поверил. Как думаешь, что ему у самолетов надо было?

– Не знаю, но лючок у самолета он открывал – звук у лючка, когда его закрываешь, очень характерный. И на соседней стоянке, что справа, тоже такой звук был.

– Что-то с двигателем сотворил, гад! Только его сейчас не спросишь. Спасибо зенитчикам – метко стреляют. Сержант, механика ко мне!

Через четверть часа перепуганный Павел уже стоял на стоянке перед особистом.

– Открой-ка, боец, все лючки, проверь – все ли там в порядке? А то вот летчик твой утверждает, что чужой по самолетам лазил.

Самого Михаила к самолету не подпустили, и он только издали смотрел, как механик начал вскрывать лючки. Рядом стоял особист, подсвечивая фонариком.

Послышались матюки, механик вытащил из моторного отсека какой-то предмет и осторожно понес его на вытянутых руках к взлетной полосе, подальше от самолета. Там он бережно положил этот предмет на землю.

Особист подошел к Михаилу.

– И впрямь тебе не почудилось, хороший у тебя слух. Нашли немецкую магнитную мину с часовым механизмом. Ты бы завтра взлетел, а она бы ахнула. Где еще этот диверсант побывал?

– Не знаю, спал я. Но проснулся оттого, что на соседней стоянке тоже лючок открывали.

Особист по тревоге поднял всех механиков эскадрильи и заставил их осмотреть все полости под лючками, подкапотное пространство рядом с двигателем, кабины пилотов – все, где можно было установить мины. По большей части фанерный фюзеляж и крылья «Яков» не позволяли поставить на них магнитную мину – только к железным частям, вроде двигателя, вооружения и шасси. Их и осматривали в первую очередь.

Были обнаружены и сняты четыре мины, еще одну нашли поутру на поле. Видимо, диверсант выкинул ее во время бегства.

– Молодец, Борисов! Я это учту, когда судимость снимать будем, – удовлетворенно сказал особист.

Утром, при свете дня, механики еще раз осмотрели самолеты. Больше мин они не обнаружили. Вызванные саперы унесли все найденные мины в овраг и там взорвали смертельный сюрприз.

В одежде убитого никаких документов найдено не было, но маркировка на минах не оставляла сомнений: производство германское, такими минами пользуются диверсанты. И подготовка диверсии была специальной. Это не вредитель какой-нибудь доморощенный – из потенциальных врагов, ждущих прихода немцев, как освободителей.

Полеты в этот день начались поздно, а охрану аэродрома усилили настолько, насколько это было возможно. Большую территорию все же тяжело охранять: колючей проволоки нет, а посты редкие. Да и оборудовать периметр всерьез никто не собирался. Аэродромы часто менялись, под них присматривались любые мало-мальски пригодные поля и поляны подходящих размеров.

А Михаила отправили в госпиталь в Великие Луки. Он думал, что поедет свободным человеком: получившие ранения в штрафных ротах и батальонах и смывшие кровью прегрешения перед Родиной от дальнейшего отбывания наказания освобождались. Но это положение не касалось летчиков. То ли их впопыхах не внесли в приказ, то ли это было сделано умышленно.

Узнав об этом, Михаил огорчился.

В госпитале ему пришлось пролежать три недели, пока рана не затянулась. Возвращения в штрафную эскадрилью он уже не боялся, зная, что и там можно жить и воевать с достоинством.

Однако же по выписке из госпиталя он совершенно неожиданно для себя попал в эскадрилью легких ночных бомбардировщиков, иначе говоря – «У-2», или «кукурузников». Объяснялось это тем, что после ранения по состоянию здоровья он в течение месяца не сможет управлять истребителем, где требования к здоровью пилота были высоки.

Легкий ночной бомбардировщик «У-2», переименованный в 1944 году в «По-2», был машиной простой, даже, можно сказать, примитивной. Небольшой мотор, фюзеляж и крылья выполнены из древесины, обтянутой перкалью, иначе говоря – полотном. Двухместный биплан еще до войны служил школьной «летающей партой» для начинающих летчиков в аэроклубах. Но грянула война.

Из-за крайней нужды в самолетах и отсутствия летчиков с высокой квалификацией этот самолет в начале войны служил во многих ипостасях: связным, санитарным, легким ночным бомбардировщиком.

По отзывам пилотов, в управлении он был легок и прост, прощая даже грубые ошибки при пилотировании. Летали на нем начинающие пилоты, женщины и пилоты, отстраненные по ранению от полетов на истребителях и более тяжелых и скоростных бомбардировщиках.

Наши пилоты относились к «У-2» снисходительно, находя в них в отдельных случаях преимущество перед другими типами легких самолетов, а немцы сначала презрительно называли их «русфанер». Но летчики на «У-2» заставили фашистских пилотов изменить мнение об этом самолетике. И было за что: они бомбили по ночам, с малых высот, и попадали точно. Причем подкрадывались к цели на малом газу, когда работы двигателя почти не слышно. И получалось, что ночью самолетик не слышно и не видно, – ведь ночных прицелов и радиолокатора еще не было. И вдруг с неба на ничего не подозревающих, отдыхающих солдат и офицеров падают бомбы.

Поскольку в подавляющем большинстве на «кукурузниках» летали женщины, немцы их прозвали «ночными ведьмами». Конечно, днем выпускать в воздух эти утлые машины было для экипажа смертельно опасно: скорость маленькая, вооружения почти никакого. Чтобы взять побольше бомб, часто и пулемет не ставился. Для истребителей врага «У-2» был легкой добычей.

Вот в такую штрафную эскадрилью Михаил и попал.

На маленьком аэродроме взлетно-посадочная полоса представляла собой узкую вытянутую поляну. Самолеты укрывали среди деревьев. После посадки два человека брались за хвост самолета и закатывали его под маскировочную сеть.

Кроме штрафников на аэродроме базировались и другие эскадрильи ночных бомбардировщиков, причем – женские. Только вот отношение летчиц к штрафникам было презрительно-брезгливым. При нечаянных встречах летчицы старались быстрее пройти мимо.

Михаил как-то попытался завязать разговор с двумя летчицами, шедшими в столовую. Но не тут-то было! Одна из них презрительно хмыкнула в ответ, вторая странно оглядела Михаила с головы до ног, фыркнула и отвернулась.

Конечно, выглядел Михаил непрезентабельно: выданная в госпитале, бывшая в употреблении застиранная гимнастерка, такие же бриджи, порыжевшие от долгой носки «кирзачи» и петлицы рядового. И, как контраст, они – в отглаженных гимнастерках, синих юбках и с медалями на груди. К тому же – офицерские звания. Одна – капитан, вторая – лейтенант, и ему явно не пара. Да Михаил и сам это почувствовал. Капитан еще и добавила жестко при неожиданной встрече:

– Тебя послать или сам адрес знаешь?

Михаил смутился, пробормотал что-то типа «извините» и приотстал. Летчицы продолжали идти. Вторая громко, явно в расчете на то, что услышит приотставший Михаил, сказала подруге: