– Ага.

Зайдя во двор, где располагалось жилище, в котором он квартировал, прошел к дому мимо больших глиняных сосудов, врытых в землю почти по самую горловину; местные хранили в них зерно и соленую рыбу. Тут же стояли амфоры с водой, пресная вода на полуострове была в дефиците. У самого входа Сашку встретили Балуй с Глумом и Бояном, которых сменила на посту очередная смена дежурного наряда.

– Связали и в хату внесли, – оповестил Балуй, поймав вопросительный взгляд сотника.

– Посмотрим.

Все вместе прошли в сложенный из камня дом, ступили на земляной пол, обмазанный глиной. Мимо плотных занавесей, которые разделяли жилища на комнаты и из-за которых раздавался молодецкий храп отдыхающих воинов, прошли в помещение, где домочадцы принимали пищу. Перед столом с задвинутыми под него табуретами лежали упакованные греки с кляпами во рту. Сашка, усевшись в единственное высокое кресло, место главы семейства, распорядился:

– Развяжи, что за разговоры со связанными. Усади их вон хоть на сундуки у стены.

– Это мы скоренько, батька.

Зажженные глиняные светильники, установленные на стол и прямо на пол, с налитым в них оливковым маслом, почти не чадили и не портили воздух в комнате, хорошо освещая ее, так что Сашка мог детально разглядеть незваных гостей.

Оба пойманных представляли собой мужчин лет под сорок. Черноволосые, носатые, с подстриженными, ухоженными бородками, морщинами на лбу и лице, они были одеты в узкие брюки, заправленные в высокие, выше колен, сапожки. Рубахи-хитоны, у одного алого, у другого бирюзового цвета, свободно свисающие книзу. Оказав сопротивление, оба были слегка помяты, и рубахи на них были разорваны. Незнакомцы исподлобья смотрели на главаря пленивших их воинов.

– Ну и кем будете, козыри дивные? Зачем к нам пожаловали, да еще втихаря?

Ответом Сашке была тирада на незнакомом ему языке. Дождавшись, пока один из греков словесно иссякнет, Горбыль, нахмурившись, кивнул ему. Повернувшись к Балую, молвил спокойным голосом:

– Ты знаешь, чувствую, мы от них ничего не добьемся. Нормального языка они не понимают. Что с интуристов взять? Переводчика возить с собой накладно. Остается только одно, в расход. Бери их обоих, Балуй, повесьте вон на орехе перед домом. Завтра утром проснусь, выйду из дома, солнышко светит, птички поют, опять-таки, этих в петлях ветерок раскачивает. Красота-а! И сразу жить хочется. Короче, по-ве-сить. Забирайте их.

Оба пленника как по команде бухнулись на колени, поползли к Сашкиным ногам.

– Не убивай, господин! Все что хочешь, все для тебя сделаем. Только не убивай! – уже по-русски загомонили оба.

Сотник улыбнулся воинам, подмигнул Балую.

– Ну это же другое дело. А то прикидываетесь таджиками: моя твоя не понимает. – Резко сменил тон с благодушного, дружественного на строгий: – Я задал вопрос. Не слышу ответа.

– Местные мы.

– Это я и так понял. Дальше.

– У купца Миния Эврипида в команде состоим. Здесь неподалеку, в бухте Символон, селение наше. Сам купец в Херсоне проживает, дом у него там, склады имеются, личная пристань.

– А в Символне у него малый корабль и команда при нем, и тоже склады, – подхватил речь второй задержанный. – В Херсоне он законопослушный гражданин, уважаемый всеми, торговлю ведет, свои лавки имеет, магазины. Налоги исправно платит.

– А в бухту кораблем шелк и другие товары привозит, кои запрещены к продаже варварам… – поперхнулся, даже в отблесках глиняных светильников можно было заметить бледность на лице.

– Значит, уважаемый Эврипид промышляет контрабандой под носом у властей полиса. Ну а мы тут при чем? Какого, извините, хэ, вы сюда приперлись, придурки?

– Так мы не сами. У купца, занимающегося таким ремеслом, за которое можно лишиться всего имущества в пользу императора и попасть в каменоломни, всюду соглядатаи. Вот и донесли, что в округе появились воины, может быть самого базилевса. Вот и послали проведать, так ли это?

– Значит, сработала служба безопасности. Только вас послали, или еще кто пошел проведывать?

– Пошли. Он людей всюду парами разослал. Нас вот сюда прислал.

– Значит, работают по квадратам. Грамотно, твою мать нехай! И что мне теперь с вами делать прикажете, а? – Сашка с жалостью посмотрел на греков, выражая им свое сочувствие проникновенным голосом, подавшись всем корпусом вперед к стоящим на коленях. Спросил:

– Жены¸ дети есть? Небось, единственные кормильцы в семьях?

– Есть!

– Есть и жены и дети!

– И так, наверное, не часто родных видите? Где семьи-то живут?

– Так в бухте Символон и живут, я же говорил уже. В селении живут.

– Ага. Глум, а ну мухой, десятника Вышезара сюда.

Глум, молодой парень со светлыми короткими волосами на голове, молча метнулся из помещения. Сашка между тем опять перевел взгляд на греков.

– Вот что, дорогие мои, сейчас вас накормят, вернут пояса и … Балуй, что там у них еще было?

– Стилеты, батька, а так больше и ничего.

– Вернут ваши железки. Дыры на своих рубахах заштопать не забудьте.

В комнату вместе с Глумом ввалился десятник Вышезар, молодой парень Глумовых лет. Сотник кивнул ему, мол, стой и слушай.

– По простоте душевной я вам от щедрот своих по золотой монете отсыплю. Балуй, как они тут монеты называют?

– Номисмы, батька.

– Вот, по номисме и дам. А за это за все вы свои языки в задницу засунете.

– Ха-ха-ха! – раздался смех русов.

– Купцу вашему скажете, что в бухте этой все тихо, чужих нет. А мой десятник, вот этот… – Сашка указал на Вышезара. – На пару дней с вами в Символон прогуляется. И если хоть слово кому сболтнете про нас, ваши семьи вырежут под корень. Меня ясно поняли?

– Да, – поежившись, в унисон ответили греки.

– Балуй, проводи интуристов.

Оставшись вдвоем с Вышезаром, Сашка промолвил:

– Все понял?

Десятник утвердительно кивнул.

– Два дня тебе на изучение обстановки. Берешь свой десяток и роешь носом землю в той бухте. Тебе ее и громить придется, так что изучай. Каждые полсуток присылай бойцов с докладом и свои выводы. Уяснил?

– Да.

– Тогда иди. Собирайтесь в поиск.

Двое суток носом рыли землю по всем направлениям. Информация по объектам сбрасывалась в штаб к Людогору, анализировалась и обсуждалась, представлялась сотнику на правку и утверждение плана действий.

С торгового подворья свалили славянские купцы, предварительно передав весть, подстегнувшую Сашку. Комит Лактрис, отдохнув в Корсуне, пропьянствовав и ублажив деньгами гетер, собирался отплывать в Царьград. Русичи захоронили погибшую пятерку бойцов, и Сашка в одиночку долго стоял над холмом братской могилы, в которой отныне будет покоиться его лепший кореш Андрюха.