Тихое шипение донеслось почти из-под самых ног, и тень с серо-черным зигзагом на спине попыталась юркнуть в высокую темно-зеленую траву, окаймляющую берег неширокой в этих местах Люнды. Описав полукруг, сулица блеснула на солнце начищенным наконечником и упала вслед, отделив голову небольшой гадюки от извивающегося туловища.

– Еще бы чуть-чуть, и в воду с обрыва сиганула, зараза такая! – Тимка вытер мгновенно потускневший металл о траву и вздохнул: – Девки потом опять орали бы…

– Они вроде бы уже накупались вволю, – удивился Ялтай, но потом ехидно добавил: – А и поорали бы! А лучше бы голышом из реки полезли мимо нас!

Русская речь черемисского паренька за минувший месяц выправилась, и он уже достаточно бегло разговаривал с переяславскими ребятами, почти не задумываясь над правильными словами и ударениями. Более того, поскольку Тимка для него в последнее время был основным собеседником, во фразах Ялтая проскакивали обороты, совсем не соответствующие языку выходцев с окраины Киевской Руси.

– А вот когда гадюка тяпнет тех, кто в воде работает, тогда и поймешь, почему медсестрички на крик изойдут! – ухмыльнулся Тимка, тут же пояснив свою мысль: – Это же им приходится ранки резать и кровь отсасывать…

– Ага! Того и гляди наглотаются яда и превратятся в таких же гадин подколодных!

– Хм… задатки уже есть! Нас взрослые мужи не слушают, а их боятся. Даже не шевелятся, когда те запрещают! Будто загипнотизированные сидят в лазарете.

– Завороженные?.. Так ты же знаешь, как девок называют за глаза? Вот людишки и опасаются лишний раз свою судьбу за хвост дергать!

Тимка согласно кивнул в ответ и, слегка улыбнувшись своим подспудным мыслям, язвительно прокомментировал слова приятеля:

– Вот что значит вовремя пущенный про них слушок! А вот себя упомянуть в нем мы забыли, поэтому мужики наше мнение и игнорируют!

– Из-за этого двое поныне в лазарете и валяются! Говорили же, что не надо двигаться после укуса, яд по крови быстрее разнесется! Так им и надо…

– Надо не надо… А кому после этого пришлось ворочать тяжелые бревна, а? Вот то-то и оно… Ладно, хорошо хоть, что взрослые мужи пострадали, а не отроки!

– Какая разница! – небрежно махнул рукой Ялтай. – Не столь ядовиты гадюки, как ты считаешь…

– Не скажи! Яд из организма сразу никуда не девается! У детей в будущем даже с почками или печенью может что-то случиться. Понимаешь, про что я?

– Угу, лекарки по вечерам надоели своими беседами хуже горькой редьки! И тут школу устроили! А еще хуже, что по такой жаре приходится ходить в сапогах или плотнее онучи наматывать.

– Да уж, что цвела черемуха, что не цвела, – согласился Тимка и попытался вытереть пот, густо выступивший на лице. Однако сырой от многочисленного употребления рукав не принес должного облегчения, и он ожесточенно закончил свою мысль, смачно сплюнув вязкую слюну на землю: – Все я понимаю! И то, что люди обычно выживают, а опухоль сходит через несколько дней, и то, что змеи мышей истребляют, а те переносят всяческую заразу… Все равно гадюки – твари поганые! Яда у каждой, конечно, не слишком много, однако и его хватает, чтобы испортить жизнь любому! И речку надо было Гадючкой назвать, а не Люндой! Здесь же целое змеиное логово!

Экспедиция, призванная подготовить почву для ухода из-под удара булгарцев, длилась уже месяц, причем основная ее тяжесть легла на подрастающих отроков, в количестве пятидесяти человек отправившихся вверх по Люнде. Ее костяк составили ребята, бывшие на Ветлуге во время столкновения с булгарцами, их лишь разбавили до требуемого количества мало-мальски пригодными для военного дела новичками, основательно перетасовав всех по десяткам.

Мстиша отсутствовал. Он вместе с другими лидерами школы принимал новых отроков, собранных Лаймыром с близлежащих территорий. Именно о них воевода договаривался с новыми родичами, и именно они должны были стать залогом новых отношений между окрестными племенами. Однако этих ребят надо было не просто приютить и заново научить всему, что знали прежние. Их нужно было построить, да так, чтобы больше конфликтов в школьной семье не было. Этим и занялся Мстислав вместе с парочкой своих десятников, получив для этого все необходимые полномочия. Присматривать же за Ексеем, Ялтаем и их буйной командой доверили Тимке, он же и возглавил всех недорослей, вышедших в поход.

С ними были и взрослые в лице Свары и с трудом подходящего под это определение Завидки. Однако присутствовали они не столько ради присмотра за подростками, сколько ради уточнения на месте схемы окрестностей, нарисованной охотниками, а также для подготовки предложений по их защите. После никуда не исчезнувших утренних занятий с отроками глава школы вместе с новгородцем уходили в леса, откуда возвращались лишь на закате. Сил у них оставалось только на то, чтобы повечерять и добраться до еловой постели, поэтому в дела ребят они почти не вмешивались.

К походу также примкнули пятеро крепких мужиков, занявшихся самой тяжелой работой по очистке речного русла, но те жили своей жизнью, даже ночуя где-то на отшибе. Кроме того, следом за передвигающимся вверх по течению Люнды лагерем шли плотники и каменщики, однако их было не видно и не слышно: работы по сооружению укромных убежищ в чаще леса и на островах посреди болот проходили с немалой долей основательности и даже секретности.

Казалось бы, чего проще для местных жителей, чем построить несколько полуземлянок, тем более что многие укромные места были разведаны охотниками достаточно давно? Однако население в Переяславке и Сосновке уже превысило тысячу человек, и, говоря казенным языком, малые формы уже не соответствовали общей массе трудящихся.

Конечно, из-за угрозы прихода булгарцев часть людей готовилась переехать в основанные прошлой осенью остроги, где спешно возводились дома; многие решили податься к отяцким родственникам, надеясь там отсидеться и сказать, что они к ветлужцам никакого отношения не имеют. Но что было делать с остальными? Куда перевозить продукты и скот? Где найти сухие помещения для зерна, которое собирались закупать осенью на случай будущего неурожая?

Кроме того, воевода заявил, что Люнду надо осваивать, ведь еще в прошлом году ветлужский кугуз недвусмысленно дал понять, что это единственная возможность для их расширения. Споров на копе это вызвало массу. Кто-то подозревал владыку черемисов в том, что он разрешил это неспроста, дабы потом сказать, что ничего такого не было, кто-то просто скрипел зубами, представляя брошенные дома и имущество…

Агафья даже не побоялась явиться на мужское собрание, чтобы сообщить, что она никуда не уйдет. Главы семейств сердито посмотрели на нее, на Любима, но вслух недовольства не выразили. Во-первых, перед их глазами стояла Ефросинья, возвышаясь над толпой почти на целую голову, а во-вторых, что было толку ругать бедовую бабу, которая собиралась в одиночку остаться в веси? Не может или не хочет ее муж приструнить, ну и пусть пропадает, дурища!