Шифр от сейфа он назвал чуть ли не с радостью — испугался Коленька за себя, любимого. Она сняла висевший на ручке двери пакет, покидала туда все кассеты, их было семь. Очень удивилась, что нашла четыре чека почти сразу, они лежали поверх других бумаг, но не в хорошо запираемом сейфе, а в верхнем ящике письменного стола. Прав Коленька, не зря ведь говорят: то, что хочешь надежно спрятать от чужих глаз, положи на виду. В отношении двух недостающих чеков поверила: деньги ушли на строительство особняка, покупку московской квартиры на имя жены, две небольшие квартиры приобрел Ращинский для дочерей, обставил их дорогой мебелью, каждой дочке купил по иномарке. А еще приобрел он на имя жены в Испании небольшую квартирку на самом берегу моря. Так ни разу там и не побывал.

— Неужели все четыре чека заберешь? — с тоской спросил он. — Я же остаюсь ни с чем.

Анна усмехнулась:

— Ни за что не поверю. Неужто почти за четыре года ничего не прилипло к рукам первого заместителя губернатора? Это у тебя-то, Коленька, не прилипло?

Она «отключила» его, вгляделась в безвольное лицо. Ну вот и все: никогда больше Ращинский не сможет быть страстным любовником. Никаким не сможет быть. Усмехнулась: наверное, это для него пострашнее, чем остаться без миллионов.

…Анна встряхнулась: осталось всего полчаса, а ей надо просмотреть семь кассет, не тащить же все с собой!

Третья по счету попалась та, где была запечатлена Люсьен, на предыдущих двух Коленька был с другими женщинами. На скоростной перемотке пленки все это выглядело забавным и смешным. Анна вставила в магнитофон четвертую пленку, настроившись, что и здесь придется наблюдать голого Ращинского в объятиях очередной девицы. На половине пленки так и было: очень быстро — скорость перемотки была большой — Коленька и его партнерши выделывали смешные па, демонстрируя такие немыслимые позы, что Анна пожалела, что у нее мало времени для просмотра.

Стоп! Она выпрямилась в кресле и включила нормальную скорость. На самый краешек огромной кровати Ращинского, стараясь занимать как можно меньше места, уселся, затравленно глядя по сторонам, белоголовый мальчишка лет семи-восьми. Он испуганно вздрагивает, когда дверь комнаты открывается и навстречу ему идет мужчина с радостной улыбкой.

Анна тоже вздрогнула, еще раз внимательно вгляделась. Сомнений нет: это Минеев. Уважаемый господин губернатор.

Она заставила себя, морщась от отвращения и бесконечной жалости к белоголовому пацану, посмотреть несколько минут пленку. Без сомнения, это была первая встреча мальчика со своим обольстителем. Обольстителем опытным и безжалостным. Таймер высвечивал дату этого свидания: 5.10.1999 г.

Она прогнала на скорости кассету почти до конца, снова остановила ее на показе. Сверилась с датой: 26.01.2000 г. Белоголовый мальчик за два с половиной месяца уже многому научился. С каким нетерпением бежит он навстречу, как, взвизгивая, прямо с прыжка бросается на плечи своего опытного любовника, как радостно смеется, обнимая Минеева!

Анна выключила магнитофон. Она вспомнила, где уже видела этого белоголового мальчугана. На фотографии, которую ей показала позавчера Оля Аристова, именно этот мальчонка радостно летит, почти не касаясь земли, в широкие объятия губернатора. Надо бы уточнить, в каком детском доме сделан снимок, — Ольга это знает точно. Белоголовый мальчуган оттуда. Маленький любовник-сирота. Правильно, все просчитано: кто поверит такому крохе и, главное, кто заступится за него? Один он там такой или сластолюбец Минеев завел себе гарем беззащитных мальчишек?

Времени на просмотр остальных пленок не остается, придется все, кроме первых двух, братье собой. Возможно, они понадобятся, чтобы защитить сирот от губернатора-извращенца.

Она упаковала саквояж, присела, чтобы выкурить последнюю сигарету. Пора!

Люк над ее головой бесшумно отодвинулся. Анна поднялась на последнюю ступень лестницы, чуть раздвинула густые кусты малины — в доме, который хорошо просматривался через пустырь, горел свет почти во всех комнатах, сквозь шторы мелькнула тень, вторая, еще одна — в окне первого этажа. Их ведь было трое? А может, больше? А вдруг Лева вызвал к себе людей на подмогу? Не надо спешить, минуту-две она подождет у спасительно раскрытого люка. Нет, вокруг все тихо. Надо выбираться, чтобы опередить Бессараба. Он упрямый, осмотрит каждый закоулок, перетрусит все шкафы. Он уже полчаса, даже больше, ищет ее там, злой, разъяренный и очень опасный.

Анна вздохнула и тихонько поползла по земле. Выбралась с участка — со стороны рощи он не был огорожен. Ойкнула, обернувшись, чтобы в последний раз посмотреть на дом: в двух комнатах погас свет. Но зато зажглись лампы на третьем этаже — поиск продолжается!

Она шла по роще быстрым шагом, обогнала молодую пару, двух собачников, выведших псов на вечернюю прогулку. По темной, неосвещенной аллее, где было безлюдно, почти бежала, крепко прижимая к боку саквояж. Страха не было. Но напряжение было столь сильным, что ей не хватало дыхания и ноги слабели. Когда показались три дома-высотки, она даже не поверила, что так быстро домчалась до них. К третьему гаражу справа подошла уверенно, в темноте сразу правильно вставила ключ, быстро захлопнула за собой стальную дверь. Уф! Можно на минуту перевести дух. Но время, время, неумолимое время поджимает, ей никак нельзя упустить Одинцова. До полуночи он будет ждать — остается всего одиннадцать минут!

Она широко отворила ворота гаража, забралась в джип, потихоньку дала задний ход и сразу развернула машину на пустой площадке. Так, теперь закрыть гараж — и в путь. Если повезет со светофорами, минут через пять-семь она будет на Монастырской. Успеть бы!

Направляясь в кабинет, Минеев приостановился возле комнаты Клавдии. Оттуда доносилось тихое протяжное пение, пахло горевшими свечами. Он приоткрыл дверь: с большого портрета, обтянутого черным крепом, на него смотрела Клавдия. Женщины, сидящие у гроба, даже не обернулись. Клавдия на портрете была красавица.

Она и в жизни была хороша, думал он, ступая неслышно по пушистому ковру. Высокая, с красивой стройной фигурой. И глаза у Клавы были чудные. И низкий голос умел завораживать. Когда сразу после победы на выборах собралась немногочисленная компания из самых доверенных и близких людей, он, только что «испеченный» губернатор, сразу обратил внимание на веселую, очень броскую женщину. Тихонько спросил у одного, второго — все недоуменно пожимали плечами. Москвичи из его команды ее не знали, а вот Ращинский сразу назвал: «Клавдия Андреевна». И Минеев вспомнил, что эта женщина вместе с Николаем была в группе, отвечающей за финансовую сторону предвыборной кампании.

Она ему понравилась. И не только ему. Валентин Иннокентьевич, отведя Минеева в сторону, тихо сказал: «Присмотрись. Губернатору нужна жена. Обязательно. Она будет эффектно смотреться рядом с тобой на любых приемах».

Он несколько опешил, но, привыкнув прислушиваться к советам Валентина, стал приглядываться. Клава была остроумна, весела, хорошо знала местных людей, давала им меткие оценки — с ней было интересно общаться.