Сержант направил меня в одну из смотровых комнат.

– Вы можете повесить пальто там. Он указал на крюк на стене.

– Вытащите все из карманов, пожалуйста, и снимите ремень и обувь.

– Вы священник? – спросил он.

На мне был темный костюм и галстук, но вопрос тем не менее меня позабавил.

– Нет, я не священник, – сказал я. – И меня никогда раньше за священника не принимали.

После тщательного досмотра меня подвели к ряду небольших металлических шкафов в целую стену длиной, выдали ключ к одному из них и велели оставить все личные вещи, кроме двадцати пяти долларов, которые при желании я мог пронести. Однако заключенным деньги передавать не полагалось, их можно было потратить только в буфете в комнате для свиданий.

Последним шагом допуска стала печать ультрафиолетовыми чернилами на моей руке и прохождение через металлоискатель размером с телефонную будку. По другую сторону от металлоискателя я уселся на скамейку в ожидании разрешения войти в большую комнату для свиданий, отделенную парой снабженных окнами дверей с электронными замками.

Вернувшись к стойке, сержант снял трубку и спросил:

– Пат Коломбо там? – он сделал паузу, затем сказал: – Хорошо.

Повесив трубку, он посмотрел на меня и сказал:

– Она в комнате для свиданий, но не встретится с вами, пока не приедет ее адвокат.

– Нет проблем, сержант, – сказал я.

Я ждал долго, и подождать еще немного времени не было проблемой.

Несколько минут спустя в приемную зашла Пегги Бирн, таща набитый портфель и сетуя на обледеневшие дороги. Она пришла на свидание с Патрисией и еще одной заключенной, которое запланировала на этот день. Охранница Эшельман досмотрела ее. Когда она прошла через металлоискатель, я сказал:

– Адвокатов, вижу, тоже досматривают?

– Адвокатов в особенности, – ответила Пегги.

Сержант и Эшельман улыбнулись.

Невысокая, привлекательная, Пегги Бирн больше напоминала шведку или норвежку, чем ирландку. Манеры у нее были прямолинейные и голос соответствующий. Когда мы впервые встретились у нее в кабинете, у меня сложилось впечатление, что, скорее всего, она была пацанкой, не уступавший никому из ребят в своем квартале.

Возраста она была неопределенного, вероятно, где-то между тридцатью и сорока.

Мы прошли через электронные двери, и Пегги провела меня в одну из застекленных комнат для личных свиданий, где, как я позже узнал, сестра Берк проводила с Патрисией сеансы терапии. Мы расположились по обе стороны стола, двери снова открылась, и вошла Патрисия. Я встал, Пегги нас представила. Мы пожали друг другу руки через стол.

– Патрисия, привет, – сказал я.

– Привет.

Мгновение мы изучали друг друга.

– Вы выше, чем я ожидал, – сказал я.

– Я могу пригнуться, – сказала она мне.

Я хотел улыбнуться, но сдержался.

– Ничего страшного, я привыкну.

Мы сели, оба настороженные, и я был уверен, что Патрисия куда сильнее, чем я.

Милая маленькая девочка в лентах и кружевах…

– Кларк, почему бы вам не рассказать Триш то, что вы сказали мне о вашей концепции относительно ее дела? – предложила Пегги. – Я, естественно, это с ней обсуждала, но, думаю, она должна услышать это прямо от вас.

– Конечно. Я на мгновение откинулся в кресле, размышляя, с чего начать. Такую встречу нельзя отрепетировать, она должна быть спонтанной. И она должна быть абсолютно честной, без ерунды. Когда имеешь дело с человеком, который провел в тюрьме почти полжизни, ты сталкиваешься с менталитетом осужденного – независимо от того, осознает это человек или нет. Годы за решеткой приводят к существенным изменениям в мыслительных процессах осужденного на длительный срок. Самое важное – это уровень подозрительности. По шкале от одного до десяти у человека на свободе коэффициент подозрительности колеблется в районе двух или трех, а у осужденных на длительный срок составляет около восьми. И эта подозрительность, осознанная и подсознательная, не покидает человека ни на минуту, становясь постоянным препятствием здорового диалога. Кроме того, если человек умен, а именно такова, по заверению Пегги Бирн, Патрисия Коломбо, трудный диалог может превратиться в изнурительную психологическую дуэль.

Когда в тот день Пегги попросила меня рассказать Патрисии о моей концепции ее дела, адвокат не знала, насколько за прошедшие с нашей встречи в ее кабинете два месяца эта концепция расширилась. В то время я исследовал и впитывал огромное количество информации, прошел вспять весь путь вплоть до фамилии принявшего малышку Патти Коломбо акушера. И информация эта была преимущественно никем раньше не востребованной: никто не считал достаточно важным собирать факты о Патрисии Коломбо. И от своего эксперта из Нью-Джерси по литературе о преступности Паттерсона Смита я знал, что книги о ней никто еще не написал.

Под книгой о Патрисии Коломбо я подразумевал не только рассказ об убийствах, но и о Патрисии Коломбо, человеке. Симпатичная маленькая девочка, всегда одетая как подобает – в ленты и кружева, которая теперь была в джинсах и толстовке и жила за забором из колючей проволоки. Я хотел знать почему.

– Хорошо, – сказал я Патрисии и Пегги. – Вот моя концепция на данный момент. Я вижу треугольник, в центре его вы, Патрисия. В верхней точке треугольника – отец, Фрэнк Коломбо. Сообщалось, что вы помните о его сексуальных домогательствах к вам, когда вы были ребенком.

Патрисия и Пегги обменялись быстрыми взглядами, на которые я обратил внимание и которые, конечно, вспомнил, когда узнал о том, что им уже было известно, что это не отец.

– Если история сексуального насилия – правда, – сказал я, – я распну вашего отца в этой книге. Но если это не так, я скажу миру, что это не так.

Вторая вершина треугольника: Фрэнк Делука. Больше чем вдвое старше вас, когда вы встретились с ним в конце весны 1972 года. И очень похож на вашего отца: почти его ровесник, итальянец по происхождению, даже зовут так же. Если вы искали замену отцу, кого-то, с кем можно иметь незапрещенный секс, этот парень подходил идеально. Когда он впервые вошел в двери в качестве нового менеджера «Уолгрин», он, возможно, был даже принцем на белом коне. Вы «запали» на него, как подростки влюбляются в рок-звезду.

Затем вы оказались между двумя властными фигурами, между двумя Фрэнками: вашим отцом, в конце концов узнавшим о Делуке и яростно противящимся этой связи, и вашим любовником. И как мы все поймем позже, сексуальным психопатом, обучающим