Но даже тем, что Лучано отыскал и придирчиво отобрал, пару недель можно сдабривать обычную походную еду. Если ему хоть раз позволят приготовить итлийский грибной суп с базиликом или тушеное мясо с орехами, пристроиться в отряде будет проще простого. Эх, обидно, что лютня осталась в Верокье! Благородные синьоры, едущие на подвиг, обычно не возражают против присутствия менестреля, который этот подвиг опишет во всех подробностях. Особенно, если рядом прекрасная дама.

Туго набив одну сумку кухонными припасами, Лучано взялся за вторую. Белье подойдет привезенное из Итлии, но дорожную одежду и одеяло придется покупать самому, заехав на рынок. Жаль, что нельзя воспользоваться щедростью синьора Донована, однако приказчик, меняющий шкурку на обличье наемника, это слишком подозрительно.

Еще нужна шпага, а для второй руки, пожалуй, короткая дага. У фраганского бретера взгляд наверняка наметан, однако такой набор подозрений вызвать не может. И арбалет! Хорошие арбалетчики — редкость, для любого отряда это находка. Ну и хватит, иначе резонно возникнет вопрос, чего это такую ценность, как Лучано, до сих пор никто с руками не оторвал в родной Итлии. Другие таланты лучше проявлять постепенно и хорошо осмотревшись.

Именно поэтому аптечку Лучано тоже засунул поглубже. Человеку, разбирающемуся в медицине, она могла бы рассказать слишком много интересного.

Он уже закончил со сборами, когда вернулся лакей с таинственным и неприлично сияющим лицом. Едва не лопаясь от гордости, провел Лучано на конюшню и показал двух прекрасных гнедых кобыл с белыми чулками, подобранных явно парой. Лошади нервно косились на незнакомых людей, жались друг к другу и вообще выглядели, как благородные синьорины, что случайно заблудились на прогулке и попали в трущобный район. У одной на спине красовалось немного потертое, но отличной работы седло, на второй была попона с пристегнутыми поверх нее дорожными сумками. Плотно набитыми, между прочим.

— А… это? — поинтересовался Лучано, и пройдоха-лакей равнодушно пожал плечами.

— Да там всякое дорожное! Если сударю что-то не нужно, мы с радостью примем от вашей милости. Только вы это… как из города поедете, у храмов Пресветлого Воина не останавливайтесь. — Потупился, лукаво ухмыльнулся и добавил: — Там колокола громкие, лошадки того… пугаются.

— Пугаются, значит? — понимающе протянул Лучано и, обойдя кобыл, глянул на гладкие золотистые крупы. В одном и том же месте слева от хвоста на них выделялись лысые пятна наскоро сведенного алхимическим зельем клейма. — Меня хоть на выезде из города с ними не остановят?

— Не извольте беспокоиться, сударь! — бодро отозвался лакей. — Нынче выезжающих не проверяют, на воротах такие очереди, что всех выпускать велено. Только насчет храмов, значит…

— Обойду стороной, — кивнул Лучано и отсчитал обещанную плату с лихвой. — Овса еще добудь. А я через пару часов вернусь.

Шпага, одежда… Это все были нужные вещи, даже необходимые. Но стоило выйти в притихший город, по-прежнему пахнущий гарью и страхом, Лучано словно потянуло в сторону высокого храмового шпиля. Предупреждение лакея он помнил, но это оказался храм не Пресветлого Воина, возле которого двух красавиц кобыл явно лишился какой-то офицер, а Семи Благих. Стройное здание, облицованное белым итлийским мрамором, окружали люди, и Лучано порадовался, что не поехал сюда верхом.

Он ужом проскользнул через угрюмую толпу, стараясь не смотреть в лица, полные отчаяния и надежды. В трудные времена люди всегда идут за помощью к богам, но редко получают ответ. Впрочем, у собрания на площади перед храмом была и другая причина. Уродливо черная рядом с нарядным, словно юная невеста, зданием, прямо перед ним возвышалась виселица, на которой раскачивалось пять тел.

Здесь было свободнее, и толпа невольно вытолкнула Лучано почти к самой виселице. Он не без интереса вгляделся в искаженные темные лица, обтрепанную одежду. На массивной опоре светлым пятном выделялся листок бумаги. Лучано подошел ближе и прочитал. Точнее, попытался прочитать. Буквы были знакомые, но в дорвенантские слова упорно не желали складываться.

— Простите, синьор! — окликнул Лучано хмурого солдата с алебардой, стоящего у виселицы на посту. — За что их?

— Неграмотный, небось? — покосился солдат с явным превосходством. — Вон, написано. По приказу его светлости лорда-протектора за грабежи и мародерство!

— Премного благодарен, сударь, — кивнул Лучано и перечитал надпись.

Теперь она стала понятнее и гласила: «Павесить за гробижы и мородерстфо па преказу лордапратектора…» Действительно, нужно быть очень грамотным, чтобы прочитать такое. Куда уж ему, бедному итлийскому неучу.

Тела мерно раскачивались и выглядели совсем свежими. Лучано прикинул наметанным взглядом, что и нескольких часов еще не прошло. Ну что ж, нельзя сказать, что лорд-протектор потакает преступникам. Но кого бы ни ограбили эти бедолаги, попользоваться добычей они не успели. Изможденные лица, лохмотья вместо одежды. Те, кто постоянно стрижет богатых овечек в темных переулках, выглядят иначе. Куда более сытыми. А это явно беднота с окраин.

У самого ближнего — руки красильщика, с намертво въевшейся в кожу краской и почти слезшими от нее ногтями. Второй… Ему лет восемнадцать-двадцать, но до возраста Лучано парень точно не дожил бы. Не с такой чахоткой, уже отпечатавшейся на лице. И тоже руки рабочего, без краски, зато суставы чудовищно распухли. Лучано не стал думать, кем был этот парень. Какая разница?

Если ты родился в бедняцком квартале, то никогда не заработаешь честно на хорошую жизнь. Век ремесленника бывает долгим только у того, кто хоть на одну ступеньку стоит выше остальных и не делает самую грязную и тяжелую работу. От едких испарений в красильнях легкие вылетают кусками. Механизмы и жернова способны перемолоть руку или человека целиком — как повезет.

В рыбацких поселках нет ни одного дома, где хоть кого-то не забрало море, а опытные бандитто, если их поймали, предпочитают отправиться на плаху, но не в штольни, где добывают мрамор. Такой красивый белоснежный мрамор, от которого вот этот Храм Семи Благих похож на облако, спустившееся на землю. Но лучше не знать, что с человеческим нутром делает мраморная пыль.

«Благодарение Претемной, — подумал Лучано, отходя от виселицы и пробираясь к парадному входу с широкими низкими ступенями. — Я мог стать одним из них. Или нет. Если бы меня не выкупил из приюта мастер Алессандро, что отбирал детей для Гильдии, я бы непременно попал в бордель или к какому-нибудь извращенцу. С моей-то смазливой мордашкой… Но тем, кто поуродливее и не способен к ремеслу Шипа, одна дорога — лет с пяти в мастерские, зарабатывать себе на кусок хлеба. Даже пятилетнего ребенка можно приставить к делу. Мешать краску в банках или собирать льняные и хлопковые очески в прядильнях. Что там, что там кашлять кровью начинаешь лет через пять-семь. И если не выбьешься хотя бы в подмастерья, считай — обречен.

Ну так что, почтенные синьоры, давайте, расскажите мне, как отвратительно и грешно быть Шипом. Как ужасно быть каждый день сытым и чистым, ложиться спать в постель, а не на голые нары в рабочем бараке, ходить к лекарю, когда тебе сломают руку на тренировке, и знать, что если выдержишь обучение — будешь жить как благородный синьор! Ну, может, и похуже, но уж точно лучше бедолаг, загибающихся во мраке угольной шахты.