– Все это навело меня на мысль, которая как-то не приходила в голову прежде… – медленно проговорил Дюваль.

– Убийца – маг…

– Именно! Только вот статья… я никак не могу связать все воедино. Голова кругом идет, и на душе неспокойно… Тьери, я боюсь, что история повторяется. А что, если я действительно?..

Автомобиль будто мотнуло в сторону, а потом он поехал медленнее. Я раскрыла глаза и увидела, как Тьери развернулся к другу и сурово посмотрел ему в лицо.

– Даже не думай, слышишь! Если эта дьявольщина снова витает в твоей голове, я, если понадобится, вытрясу ее оттуда! Я не шучу, Арман! Забудь и больше не вспоминай!

– Но память…

– Это объяснимо, я уверяю тебя…

Тьери не договорил, заметил мой внимательный взгляд и замолчал, а потом развернулся к дороге, и мы вновь заколесили по ночному Парижу.

– Ясно одно, полиция уже ничем не поможет, – продолжил Тьери. – Они будут топтаться на месте, совершенно не подозревая о сущности убийцы.

– Кто может бросить нам такой вызов? – будто у самого себя спросил Арман. – В нашем кругу все знают отца, знают о его крутом нраве, никто в здравом уме не осмелился бы нападать на кого-то из Дювалей. Это просто абсурд…

– Это кто-то дерзкий, если не сказать наглый… Не припомнишь, может, среди «ваших» есть кто-то достаточно сильный, чтобы противостоять твоему отцу? Может, ссорился кто с ним?

– В Париже мы не единственные, но равных нам нет. Здесь отец ни с кем не соперничал, да никто бы и не рискнул…

– Это в Париже, а было ли что-то в прошлом? – спросил Тьери. – Может, ранее твой отец успел с кем-то схлестнуться? Может, кто-то злопамятный или умеющий выжидать?

– Были, конечно, случаи… но я сразу не вспомню, – мотнул головой Арман и прикрыл ладонью глаза, а потом нервно растер ею лицо. – В то время я не был примерным сыном. Впрочем, как и сейчас.

– Вот черт, – выпалил Тьери и резко затормозил.

– В чем дело? – воскликнул Арман, едва удержавший меня от падения.

– Это не автомобиль твоего отца у дома Сандрин? – почему-то шепотом спросил мужчина.

Арман выглянул из-за плеча друга и резко выдохнул, очевидно тоже узнавая машину. Мужчина аккуратно усадил меня, обхватил ладонями лицо и сказал:

– Потерпи еще немного, совсем чуть-чуть, и я отнесу тебя домой.

Я взялась за запястья Армана, не желая, чтобы он убирал теплые руки от моего лица. А еще меньше я хотела, чтобы он снова вступил в конфликт с семьей.

– Я быстро, – сказал он и вышел из автомобиля.

Я постаралась выпрямиться, чтобы разглядеть хоть что-то. Внутри у меня все дрожало и от напряжения, и от страха, и от все еще бурлящей силы Дюваля.

Дверь сверкающего «буччиали» открылась, и из-за нее показалась тонкая рука, обтянутая перчаткой. Арман помог матери выйти. Я даже глаза прикрыла от сожаления. Жаклин Дюваль прибыла к моему дому лично. Даже не знаю, что лучше: Северин или его жена? Поскольку Арман не закрыл за собой дверцу, мы с Тьери могли слышать беседу матери и сына.

– Что случилось, Арман? – спросила Жаклин дрогнувшим голосом. – Я наблюдала за твоей подружкой, и вдруг что-то мощное будто вытолкнуло меня…

– А я думал, что это мощное твоих рук дело… – сухо ответил Арман.

– Не глупи, – скривилась его мать, – даже если я не согласна с твоей связью, я не пойду против тебя, и ты об этом знаешь. Неужели ты действительно мог подумать, что я как-то причастна?..

– Нет, – выдохнул Арман, – прости, я на самом деле так не думаю. Просто не сдержался. Ты желала зла Долли…

– Но не тебе! – повысила голос Жаклин. – Так что все-таки случилось?

Властный голос мадам Дюваль не оставлял собеседнику выбора. Любой на месте Армана стушевался бы, но сын, видимо, привык к тону матери и попросту не обращал на него внимания. На миг на его лице появилась такая усталость, что мое сердце дрогнуло. Боль, тоска и одиночество. Чудовищное одиночество, пожирающее его изнутри.

– Мам, – сказал он, – можешь помочь?

Жаклин вдруг посмотрела на сына другими глазами. Тень пробежала по ее лицу. Женщина развернулась к Арману и едва не кинулась обнимать, но сдержалась, будто их разделял невидимый барьер, который ни один из них никак не мог преодолеть. Мне показалось, что эта просьба разорвала сердце матери в клочья. Сейчас передо мной предстала совсем иная Жаклин Дюваль, просто мать, которая не сражается с легкомыслием сына, а изо всех сил жаждет помочь. Она ловила измученный взгляд своего ребенка, как последнюю надежду на что-то, неведомое окружающим, ставшим невольными свидетелями настолько личного разговора матери и сына.

– Что я могу сделать? – с дрожью в голосе спросила она.

– Был ли у отца кто-то, кто желал бы его уничтожить? Кто-то из нашего круга? Кто-то, кто мог бросить ему вызов таким извращенным способом?

– Ты думаешь? – Глаза Жаклин вспыхнули. – Ты уверен, что не…

– Не уверен, мама, – ответил Арман, – совсем не уверен, но я должен за что-то зацепиться, иначе сойду с ума, понимаешь?

Голос Армана все труднее было разобрать. Чувства переполняли его, и в этот миг казалось, что никто, кроме матери, не способен был этого понять. Жаклин коснулась щеки сына и с силой закусила нижнюю губу.

– Понимаю, – хриплым голосом сказала она.

– Вспомни, – медленно отстранившись, попросил Арман. – Кто первым приходит тебе на ум?

Губы Жаклин превратились в тонкую нить, она попыталась скрыть боль, причиненную движением сына.

– Шаплен, Филипп Шаплен, – взяв себя в руки, ответила она. – Но я не думаю, что он в Париже. Мы бы знали. Хотя всякое может быть.

Женщина бросила еще один взгляд на сына и, гордо задрав подбородок, вернулась к дверце автомобиля.

– Я попробую разузнать о его местонахождении, – сказала она напоследок. – У меня еще остались связи… дома.

Арман кивнул матери в знак благодарности, и, прежде чем сесть в автомобиль, Жаклин бросила холодный взгляд на нас с Тьери.

Как и обещал, Арман отнес меня домой. Это уже становилось чем-то вроде привычки. Сколько раз за последнее время я попадала в квартиру у него на руках? Дюваль по-хозяйски прошел к кровати и опустил меня на нее, снял туфли и укрыл теплым пледом. Меня немного лихорадило, и глаза все еще слипались.

– Сделать тебе чай? – спросил он, присаживаясь на корточки у кровати.

– Да, – тихо ответила я, – сладкий.

Арман кивнул, и его рука дрогнула, будто он хотел коснуться моего лица, но передумал. Он поправил край пледа и поднялся на ноги. Мое усталое тело жаждало сна, но мозг отключаться не хотел. От этого чувствовала себя совсем разбитой. Слушала, как Дюваль орудует на моей маленькой кухне, как ставит чайник, как гремит ложечкой в чашке. Эти звуки показались такими уютными, что я вдруг замечталась о тихой, мирной жизни рядом с этим мужчиной. Просыпаясь по утрам, мне бы хотелось первым делом видеть его заспанное лицо и приветливую улыбку, чувствовать запах его тела и жар поцелуев на своей коже. Я бы хотела засыпать в его руках, прислоняясь щекой к груди и чувствуя биение его сердца. Почему именно он? Почему не Амеди? Почему мое сердце стремилось именно к Арману Дювалю? Почему тело так отчаянно желало только его? А может, все дело как раз в теле, в страсти, в желании? А все остальное лишь глупые фантазии?