— Ах, Мари, я в этом не уверен. — Он отошел от меня, подошел к строительному мусору, который не успели убрать, и пнул ногой самый большой камень, который там был. — Я не знаю, чего Бог хочет от меня, Мари, — сказал он. Его глаза почернели, он смотрел куда-то мимо меня. Потом он оглянулся, опасаясь, что кто-то мог увидеть его выходку.

— Я молюсь ему, но он мне не отвечает.

— А чего ты хочешь от него? — спросила я.

Он расхохотался:

— Чего я хочу от Бога? Я хочу порядка. Я хочу мира. Я хочу, чтобы он дал мне о себе знать, чтобы он дал мне уверенность в том, что он есть. Я столько раз молился ему, но он ни разу не ответил мне, ни разу не подтвердил своего присутствия. Мне, священнику! Ни разу, Мари. И что же мне делать, — заорал он в потолок. — Как я могу служить, не зная — кому?

Голос его разносился по залу, и я испугалась, что кто-нибудь может услышать его. Потом он как-то весь сгорбился и присел на скамью. Я села рядом с ним. Он снова начал.

— У меня сомнения, Мари. Что я делаю здесь? Я провожу мессы, почему люди верят мне?

Он говорил, говорил, словно, накопив за долгие годы свои сомнения, вопросы, жалобы, он не нашел ни одного человека, кроме меня, кому смог бы поведать все это. Я положила свои руки ему на плечи и стала нежно гладить, массируя их. Я почувствовала, что он расслабился. Затем он повернулся ко мне, прильнул своими губами к моим губам. Он целовал меня страстно и долго. Потом он начал целовать лицо, шею. Я закрыла глаза. Начала молиться про себя. Когда Беранже оторвался от меня, я ему прошептала:

— Может быть, Бог хочет нашей встречи, мой дорогой. Может быть, он хотел, чтобы мы нашли друг друга. — Его глаза все еще были закрыты. И я ему сказала: — Пожалуйста, прости меня. Наверное, в этот момент я должна была поступить по-другому. Наверное, я не должна была пользоваться твоей слабостью.

Какое-то время он молчал, потом накрыл мою руку своей и сказал:

— Твое поведение было весьма деликатно, Мари. — Я действительно нашел могилу.

И вот что он мне рассказал.

Вечером, накануне приезда рабочих, он решил подготовить церковь к возведению нового возвышения для проповедей. Проходя уже в который раз мимо алтаря, он вдруг увидел на одном из камней странный знак, указывающий направление — вниз. Беранже осенила идея, что следует копать. В тот же вечер он заперся в церкви и начал копать, копать, копать и копал несколько ночей, пока не раскопал небольшую дубовую дверь, отделанную металлом.

Естественно, дверью давным-давно никто не пользовался, ручка сгнила. Беранже сразу понял, что эта дверь и все, что за ней, имеет отношение к очень давним временам и, возможно, было сделано гораздо раньше, чем появилась наша деревня. Несколько минут он смотрел как завороженный, когда же вышел из глубоких раздумий, он открыл дверь, там были ступени. Затем он внимательно оглядел церковь. Убедившись еще раз, что никто не наблюдает за ним, он стал осторожно спускаться вниз. Там, внизу, он обнаружил несколько подвальных помещений. Полы этих своеобразных комнат-склепов были уставлены гробами разных форм и размеров.

Тут он сделал паузу.

— И что? Что еще? — поторопила его я.

— И ничего! — сказал он. — Больше я ничего не нашел.

— Ничего? И даже книги? — спросила я.

— Я не мог ходить по этим комнатам, — сказал он, — не мог себя заставить. Наверное, я мог бы пройти их все, мог поискать там, хотя толком не знаю что, но мне не хотелось этого.

— Но почему ты не рассказал мне об этом, мой дорогой? Почему ты был таким скрытным?

Он вздохнул:

— Я всего лишь хотел оградить тебя от этого, защитить. Я ведь не поверил австрийцу. Хотя он и предупреждал меня о том, что я могу найти здесь, но я не поверил ему. Мне казалось, что война окончательно свела его с ума.

Я подошла к подмосткам, приподняла крайнюю доску и увидела дверь. Мне немедленно хотелось спуститься туда и увидеть все, о чем говорил Беранже. Но для этого нужен был фонарь.

— У тебя есть, чем можно посветить? — спросила я.

Некоторое время Беранже стоял неподвижно, потом подошел ко мне, обнял за талию и произнес мое имя:

— Мари!

Я всем телом ощущала прикосновение его рук, его нежные поглаживания, его дыхание. Я закрыла глаза и в ожидании замерла. Он прикоснулся своими губами к моим. И, о да! Я и не думала, что поцелуй может быть таким долгим, нежным и страстным. Я вся растворилась в нем, меня словно уже и не было в теле, а только дух мой смотрел на меня откуда-то со стороны. Беранже целовал меня. И я чувствовала это, я знала, — он хотел меня. Я могла ощущать его желание. Он оторвался от губ, но я все еще не приходила в себя. Тогда с новой силой и неистовством он начал ласкать мою грудь, плечи. Внезапно он, словно бы опомнившись, оторвался от меня, и мне захотелось плакать. Я боялась, что между нами больше никогда не произойдет ничего подобного.

Через несколько минут мы начали вместе спускаться вниз. Свет был совсем тусклым, и было тяжело дышать из-за спертого воздуха, но любопытство брало надо мной верх, и я продолжала двигаться. Интересно, кому могла прийти в голову мысль устроить гробницу на такой глубине, но когда я увидела ее размер, то удивлению моему не было границ.

Внизу было холодно и сыро. Беранже, видимо, освободил только часть прохода, или он был не главным, идти вместе было нельзя, и мы шли по очень узкому коридорчику друг за другом, опираясь руками на стену. Мы шли очень долго, и когда я обернулась, чтобы посмотреть, что осталось позади, то увидела только кромешную тьму. Это испугало меня, и я решила больше не оглядываться.

Вскоре мой страх стал утихать. Рядом с Беранже я почувствовала себя абсолютно уверенно. Свет свечей горел достаточно ярко, или это глаза уже привыкли к темноте.

Гробы были совершенно разными, некоторые деревянными, некоторые металлическими, некоторые деревянными с металлической отделкой. Я обошла все помещение, заглядывая в каждую щель, стараясь найти книгу видений, но не нашла. Вместо этого я увидела большую и широкую дверь, в которую без труда мог пройти обычный человек, не касаясь ее краев и верха. Я повернулась