class="p1">Чуть позже она увидела, как его тело обвисло. Иешуа умер. Наконец стража сняла его. Судья и другой хорошо одетый человек выступили вперед, отдавая приказы.

— Куда вы унесете его? — спросила Мириам.

— Есть новая гробница в небольшом саду поблизости. Мы уложим его там, — ответил один из мужчин.

— Чья это гробница?

— Теперь его, — сказал хорошо одетый мужчина, и Мириам поняла, что он приготовил это место для себя.

Они опустили тело Иешуа на руки его матери. Мириам качала его, как младенца, ощупывала его раны с запекшейся кровью на руках и ногах, глубокие шрамы на его лбу и висках от тернового венца. Мириам из Магдалы с любовью смотрела на нее. Она понимала, что значит быть матерью такого человека.

Кто-то принес ведро воды. Мириам из Магдалы намочила краешек своей накидки и осторожно промыла раны Иешуа. Когда она закончила, мужчины подняли Иешуа и положили его на повозку. Пока они делали это, Мириам велела принести еще воды для другой Мириам:

— Выпейте, мама.

Та взяла чашку, но так и не поднесла ее к губам:

— Он любил тебя, — сказала она.

— Ш-ш-ш, — произнесла Мириам. Она осторожно помогла матери Иешуа поднести чашу к губам и повторила: — Выпейте.

Возле склепа мужчины смазали тело миррой и соком алоэ, обернули его пеленами из льна и опустили вниз. Когда они подкатили камень, чтобы закрыть вход, Мириам чувствовала себя так, как будто бы этот камень катили прямо по ее телу, размалывая мышцы, кости и внутренности, не давая ей дышать.

Следующим утром, едва дождавшись рассвета, Мириам из Магдалы отправилась к месту захоронения. Когда она пришла, то увидела, что камень отодвинут в сторону. Она сразу же вспомнила об Элазаре и испугалась, представив себе Иешуа бледным, слабым, наводящим ужас в лучах рассвета призраком. Она с опаской и трепетом приблизилась к усыпальнице. Но когда заглянула внутрь, то не увидела там тела. Она отошла, огляделась вокруг, ее глаза отказывались видеть красоту росы, которая сверкала на открывшихся цветах. Но вдруг в саду раздался голос, который назвал ее по имени, он прошелестел возле уха, как порыв ветерка. Она замерла, прислушалась, и вместе со свежим утренним воздухом пришло чувство восторга, которое пронзило ее сердце. Радость наполнила все ее существо, тело и душу, кровь застучала в ушах.

— Иешуа, — прошептала она и услышала внутри своего ставшего огромным от любви сердца ответ: — Мириам.

Потом она увидела его, но не глазами, а своим новым любящим сердцем: Иешуа совершенно преобразился. Он не был бестелесным, он был источником света, ярким переливающимся огнем, который сейчас казался серебряным, как роса на бутонах цветов, потом становился похожим на отблеск зари на влажной поверхности камня, потом сверкал, как крылья мотылька. Он переливался всеми красками так же, как быстро сменяют друг друга мысли, наконец он превратился в сияющее пламя в форме эллипса, которое колебалось и дрожало, как от ветра.

— Учитель, — крикнула она, — не уходи! Не уходи!

Отблески пламени растаяли в свете наступившего утра. Она закричала еще раз:

— Где ты? Куда ты ушел? Не уходи!

Но больше она ничего не увидела. Только ветер нежно овевал ее щеки.

Когда ветер утих, Мириам осмотрелась вокруг, здесь не было ничего, кроме прекрасного сада. Орхидеи и луговой шафран, цикламены, лилии и ирисы, каменные розы, хенна, миндаль, усыпанный белыми цветами, — все сверкало и переливалось от капелек росы. Она глубоко вздохнула, ловя сладкий аромат влажных нарциссов и пьянящий дух мандрагоры. Она вдыхала все эти ароматы, наслаждаясь ими. Она все еще чувствовала, какое у нее огромное сердце, как оно бьется в груди, заполняя все ее существо. Она ощущала, как от него с каждым ударом растекается покой. Это был покой, который снизошел на нее, когда он начал лечить ее, потрясающее чувство, незнакомое ей прежде. Это же чувство охватило ее сейчас. Она поняла — у нее будет ребенок.

Глава XI

Мы возвращались в тоннели каждую ночь. Беранже был обходителен со мной, но больше не проявлял никаких страстных чувств. Ни на свету, ни в темноте. Мне так хотелось, чтобы он обнял меня и вновь поцеловал, но я не винила его.

Скорость вскрытия гробов-сокровищниц все возрастала. Я думала, что как только мы найдем книгу видений, то на этом и остановимся. Мы работали очень усердно. Вскоре Беранже надумал разжигать костер, чтобы света было побольше, где мы вскрывали гробы. В какой-то момент я почти решила рассказать ему историю семьи мадам, но тут же вспомнила, что он никогда не отзывался о ней хорошо, и все-таки не стала.

Мне необходимо было найти книгу раньше него, но это было крайне трудно, потому что он открывал гробы с такой скоростью, что мне было за ним не угнаться. Там было столько сокровищ, и они ослепили его.

Я не могла отделаться от мысли, что должна рассказать обо всем мадам и показать ей гробы-сокровищницы ее родственников. Спустя несколько дней после Рождества я пошла к ней. Мадам Сью открыла мне дверь как обычно и попросила подождать. Через несколько минут мадам вышла ко мне вся в черном. Но лицо ее посвежело и не выглядело таким, как прежде:

— Вы хорошо выглядите, — поприветствовала я ее.

— Спасибо, Мари. Мне намного лучше. А ты, наоборот, выглядишь немного бледной.

— Я не спала.

— Входи, пожалуйста.

Я проследовала за ней внутрь. Напротив входной двери стоял большой деревянный сундук. Раньше я его не видела.

Мадам села и предложила мне, я расположилась напротив нее и начала рассказывать:

— Я исследую могилу последние несколько ночей. Вместе со святым отцом.

— Да ты что? — воскликнула мадам. Ее лицо замерло в ожидании.

— Мы обнаружили несколько помещений, тоннелей. В одном из них — это невозможно — груды костей поднимаются выше наших голов. И там полно гробов. Дюжины. Один, я полагаю, принадлежит сыну Жанны Катарины, но мы не открывали его еще.

— Еще не открывали? — Ее глаза округлились. — Но вы же и не будете его открывать, не так ли? Вы что, вскрываете гробы?

— А почему нет? Да! — Моему энтузиазму не было границ.

— Но зачем?

— Для того чтобы найти книгу, конечно же. Я думаю, она в гробу мальчика. Больше ей негде быть.

— Все, что вы делаете, — омерзительно.

Сердце мое упало. Она никогда раньше не говорила со мной таким тоном, и это ранило меня. У меня сразу пропало желание рассказывать ей, что же мы нашли в гробах.

— Я думала, вы обрадуетесь.