Хуже того, давно знал. Разве он не чувствовал – с самого начала, – что она напоминает ему Руби Блэк? Разве не удивлялся, что так страстно хочет двух женщин одновременно? Двух столь разных женщин? Да, они были совсем не похожи. Но в глубине души он знал. Даже, несмотря на то, что знание сердцем его разум отвергал как невозможное.

Вчера он вел себя позорно, открыто уделял Сидони нежелательное внимание, позволил, чтобы их застали врасплох. Он был очень удручен. Но ведь он думал, что скомпрометировал леди, к тому же леди, которую он любил. С которой надеялся связать жизнь, свое будущее. Но она не леди. И не было у него будущего. Ему следовало бы помнить об этом. Но как-то получилось, что он поддался ее чарам и позволил дважды обмануть его.

Девеллин прижал ладонь к стеклу окна, за которым горела свеча. Холодное. Как смерть. Опять подступили слезы. Он заставил себя отойти от двери и наконец дал слезам пролиться. Он стоял посреди улицы, пока не промок насквозь. Думал о Сидони. О том, что на этот раз боль потери может окончательно погубить его.

Во второй половине следующего дня Аласдэр заехал к другу, с которым расстался, войдя в городской дом Уолрейфена, и с тех пор они не виделись. Ханиуэлл провел его в кабинет хозяина. Аласдэр сразу почувствовал неладное, однако спокойно ходил по комнате, пока Ханиуэлл не поставил на стол поднос с кофе и не вышел.

– Все в порядке, старина? У тебя вид, словно ты беспробудно пьянствовал три дня подряд.

– Я бы не возражал, – ответил Девеллин. – Только, признаться, не мог сделать даже глотка шерри.

– Дев, ты не заболел?

Маркиз рассеянно взглянул на друга и прошептал:

– Случилось нечто ужасное, Аласдэр. Если, конечно, я не сошел с ума. А я начинаю подозревать, что так оно и есть.

– По-моему, ты выглядишь как обычно, старина. Если не считать бледности. Таким бледным ты не был, даже когда Портерфилд ранил тебя в плечо за то, что ты переспал с его женой.

Девеллин показал на кресло:

– Ради Бога, сядь. Аласдэр сел.

– Теперь рассказывай.

– Только при условии, что ты будешь нем. Дай честное слово, нет, поклянись, что не скажешь никому ни слова.

– Раз ты просишь, Дев, пожалуйста. Я буду нем. Маркиз долго смотрел невидящим взглядом в глубину комнаты.

– Я нашел свое возмездие, Аласдэр, – наконец сказал он. – Я нашел свою Руби Блэк.

– Нашел? Хорошие новости, не так ли? Правда, я не знал, что ты продолжаешь искать ее.

– Тем не менее я нашел ее. Случайно. Руби Блэк – это Сидони.

– Ты хочешь сказать, что мадам Сен-Годар и… эта шлюха из «Якоря»…

– Да.

– Чушь, Дев! Как ты мог даже вообразить такое?

– Я знаю, Аласдэр. Я видел доказательство. Тот поднял брови.

– Даже в пьяном состоянии ты не отличаешься богатым воображением, Дев. Но сейчас ты выглядишь ужасно трезвым.

– Ужасно, да. И боюсь того, что могу еще узнать.

– Думаю, ты был введен в заблуждение, старина. Мадам Сен-Годар весьма утонченная леди. Ты совершенно уверен?

Проклятие, уверен ли? Да. Хоть было почти темно, он видел это. Потому в безумной ярости и покинул ее. Господи, каким же он был идиотом на балу Уолрейфена. А затем намеревался поступить еще глупее. Даже пытался разыскать мать, которой, слава Богу, не оказалось дома. Причем он был совершенно трезв.

Девеллин уронил голову на руки.

– Боже, Аласдэр, я не знаю. Нет. Я уверен. Хотя она и не отрицает, и не признает это. Она сведет меня с ума.

– Ну, если это одна и та же женщина, – сердито произнес Аласдэр, – тогда объяснимы некоторые странности. К примеру, одни готовы поклясться, что Черный Ангел француженка, другие – что итальянка. И почему Сидони так часто уходит из дома.

– Но как такое может быть? Полк все время наблюдает за ее дверью и ни разу не видел, чтобы она выходила из дома, переодевшись шлюхой, служанкой или кем-нибудь еще.

– Она слишком умна для этого, – возразил друг. – Возможно, она выходит через заднюю дверь, через окно. Черный Ангел, как нам известно, умеет взбираться по стене, а Сидони много времени провела в открытом море, где можно научиться еще и не такому. Конечно, татуировку довольно трудно сделать в Лондоне, а на каком-либо из тропических островов… – Пожав плечами, Аласдэр умолк, словно давая время Девеллину свыкнуться с этой мыслью.

– Боже, мне следовало задушить ее, когда была такая возможность, – процедил маркиз, стукнув кулаком по ручке кресла. – Но еще не поздно.

– Успокойся, Дев. К чему столько неистовства? Если мы даже правы, какие у тебя счеты с Черным Ангелом?

Девеллин с мрачным удивлением смотрел на друга.

– Господи! Она же выставила меня дураком, ограбила, унизила!

Склонив голову набок, Аласдэр изучал его.

– Если мне память не изменяет, она все тебе вернула, – спокойно произнес он. – А что касается унижения, Дев, то мы с тобой дьявольски хорошо этому поспособствовали. Ты устроил отвратительный дебош в «Якоре», потом я разболтал это всему городу. А Черный Ангел, насколько мы знаем, не проронила ни слова.

Как ни странно, Аласдэр прав. Черный Ангел все ему вернула. Даже пошла ради этого на риск. Девеллин вспомнил, как он сам обошелся с нею. Господи! Он ударил ее. Использовал для собственного удовольствия, как обыкновенную шлюху. Мужчина не имел права так поступать. Он почувствовал тошноту. Как она теперь могла даже смотреть на него? Как могла не чувствовать ненависти?

Возможно, она его ненавидела. Возможно, это была месть.

Не может этого быть, нет. Он потряс головой. Сидони вела себя иначе. Она вела себя так, будто хотела его без всяких причин. Она сказала, что отдала ему свое сердце.

Тут в дверях появился Генри Полк.

– Извините, милорд, – нерешительно произнес он. – Я не знал, что вы заняты.

– Ладно. В чем дело? – Слуга бросил настороженный взгляд на Аласдэра. – Говори. Не обращай на него внимания.

Полк нехотя вошел в комнату и передал Девеллину клочок обгоревшей бумаги.

– Мег видела, как мадам утром бросила это в камин. И еще одна странность, милорд. Она говорит, что мадам плакала весь день. – Аласдэр с подозрением взглянул на друга. – Мег говорит, миссис Кросби тоже в ужасном состоянии. Что-то случилось прошлой ночью, какое-то смятение в гостиной. Ачто, Мег не знает.

– Почему же записка оказалась у Мег, если мадам Сен-Годар бросила ее в камин? – спросил Девеллин.

– Мадам была расстроена. Бумажка не попала в огонь, и Мег вытащила ее, когда пришла убраться после завтрака. Она подумала, что бумажка может иметь отношение ко всему расстройству.