у заведующих пристанью бедолаг указывать название полностью, ссылаясь на тянущуюся вдоль борта кривую, едва различимую надпись. Еще и герб велел пририсовывать, с весами и крылышками. Из-за этого принципиального подхода неведомую Карталейну заочно ненавидел весь неосвоенный запад Гардаша, да и в Доминионе о ней тоже слышали. Раскона такое положение дел полностью устраивало и он неустанно продолжал работать над репутацией островитянки, регулярно добавляя к имени корыта все новые хвалебные эпитеты.

Во всем остальном “Вислая Карга” практически не отличалась от тех плотов, которые раз в пару дней посещали Приречье – шагов пятнадцать в ширину и в два раза больше – в длину. Кандар пояснил любопытствующему Браку, что бывают горжи и в два, и в три раза больше, но эти чудовища по мелким лесным рекам уже не пройдут. Вот дальше, на западе, где из Вентийского озера берут свое начало три великих реки, можно повстречать плавучих исполинов в сотни шагов длиной, но за пределы основных водных артерий Гардаша им ходу нет. Да и роль у них самая прозаическая – доставлять настоящие горы товаров из неосвоенных земель на север и восток.

Устроена горжа куда сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Барк поначалу посмеивался над примитивной с виду конструкцией, но после первого дня, в течение которого они с Кандаром облазили большую часть внутренних механизмов и даже почти починили сдохший более трех недель назад толкатель, мнение свое он поменял. Несмотря на невзрачный внешний вид, под палубой горжа представляла собой сложный многослойный пирог из укрепленного днища, бесчисленных герметичных отсеков с воздухом и целой паутины трубопроводов, пронизывающей ее внутренности. Сводили ее явно без какого-либо плана, попросту наращивая при необходимости новые куски поверх старых, поэтому ее способность нормально плавать и сохранять при этом работоспособность была для Брака сродни темному шаманизму нойтов – дико, противоестественно, но на диво эффективно.

– Но почему обычное железо? – спросил калека после того, как они с сероглазым откачали и залатали одну из поддерживающих плавучесть бочек вдоль левого борта. Та была густо усеяна прыщами ржавчины, один из которых лопнул и напустил внутрь воды. – Ржавеет же. Можно сплав или покрасить чем-нибудь.

– А нержавейку ты как на ходу сводить собрался? – насмешливо спросил Кандар, сматывая гибкий шланг ручного насоса в аккуратную бухту. – К тому же, из лодочников с ней может работать один из пяти, если не меньше. А чернухи здесь завались, стоит дешевле приличной краски. Поверь, ржавчина – не самая большая проблема на реке.

– А какая самая большая?

– Комары. – буркнул проходящий мимо лохматый Везим, тащивший к скрапперу канистру и широкую серую кисть.

Дойдя до оружия он принялся широкими взмахами размазывать масло по стволу, заливая палубу и одежду густыми темными потеками.

– Нудеж Везима, – начал перечислять Кандар, – Задница той красотки на носу. Скука. Дырявый навес…

– Это вентиляция, – вклинился в разговор один из братьев.

– Запах Везима, – покладисто добавил к списку еще один пункт сероглазый. – Еще дожди, сырость, холод, отсутствие баб и речные пороги, с которыми ты скоро познакомишься.

Закончив с насосом, он утащил тяжелое устройство в кривую пристройку на корме, служившую одновременно складом, машинным отделением и рабочим кабинетом Раскона, погромыхал там железками и вернулся на палубу.

– Как-то это все… приземленно, – заметил Брак. – Я успел в Приречье наслушаться всякого. Схватки с опасными тварями, экспедиции в лес, речные бандиты.

– А, этого добра тоже хватает, – кивнул Кандар, плюхнувшись в плетеное кресло, стоящее у здоровенной железной полусферы жаровни. – Но это все такие мелочи, по сравнению с утренней сыростью. Бандит тебя убьет, тварь тебя сожрет, в лесу ты сдохнешь – но только сырость сделает твою жизнь настолько жалкой и ничтожной, что ты сам захочешь утопиться.

– Помянем беднягу, – хрипло проворчал стоящий за рулевым колесом Шаркендар, демонстративно прикладываясь к фляге.

– Помянем! – дружно прогудели братья.

– Чтоб ему мягко спалось в кузове Попутчика! – поднял кружку Кандар.

– Жил как дерьмо, был дерьмом, жаль всплыть не сумел, подвел родню.

– Везим, рот вымой!

Охотник сплюнул за борт желтой, тягучей слюной, закинул в рот шарик смолы и продолжил уродовать новенький скраппер.

Брак в перепалке участия не принимал – он не успел еще толком познакомиться с горжеводами, поэтому опасался ляпнуть лишнего. Но зарубку на память поставил – расспросить при случае о том, что случилось с одним из членов команды. Или не расспрашивать – вдруг тот просто задавал слишком много лишних вопросов?

Солнце ползло по небосводу неспешно, как сама “Карга” ползла по реке, уверенно преодолевая медленное встречное течение. В Приречье Раскон взялся доставить несколько груженых товарами плотов куда-то на запад, поэтому теперь за горжей уныло болталась целая вереница покачивающихся на волнах деревянных платформ, накрытых непромокаемой смолистой дерюгой. Ткань называлась “кровянкой”, выглядела соответствующе и была настолько жесткой, что использовалась почти исключительно под навесы. Зато не стоила почти ничего – плакальщицы ложатся под пилами лесорубов сотнями, а вымочить дешевое полотно в горячей смоле – много ума не надо.

Из всех развлечений на борту – глазеть по сторонам, высматривая вырубки и одиноких промысловиков, шныряющих на своих лодочках по прибрежным зарослям в поисках добычи. При виде вооруженной горжи те суетливо бросали лодки и прятались за деревьями, откуда опасливо провожали плот взглядом, чем вызывали неизменное веселье у троицы братьев, не упускающих ни одной возможности позубоскалить над трусливыми одиночками.

Лесорубы, напротив, воспринимали явление горжеводов как весомый повод забить на работу. Откладывали топоры и пилы, пробирались через завалы белевших свежими срезами бревен поближе к берегу, после чего степенно набивали трубки и обменивались с командой “Вислой Карги” свежими новостями. Шаркендар по такому поводу даже приглушал толкатели, вынуждая плот застыть на месте под надрывный гул маломощных маневровых винтов. Старик вообще любил почесать языком, хорошенько обсосать беззубым ртом свежие слухи и сплетни, но при этом старательно избегал разговоров с остальными членами команды – то ли успел всех основательно достать, то ли его все основательно достали. На Брака он поглядывал с колючим любопытством, но разговор пока не заводил – лучше него со штурвалом управлялся разве что Раскон, но тот безвылазно сидел в своей пристройке, шурша бумагами и звеня исчерканными записями пластинами контрактов, поэтому днем Шаркендару под навес ходу не было.

Все подобные встречи с