Если предположить, что он обо всем знал, то почему не пошевелил пальцем, когда у меня было в пятнадцать раз больше после операций на золоте?

Какого размера капитала я должен достичь, чтобы он начал впрямь опасаться меня?

Сто миллионов долларов? Двести?

И даже если я достигну таких высот, что смогу против него? В финансовом отношении я, быть может, выйду на его уровень, но я понятия не имею, как пойти на штурм его грозной крепости.

Я смотрю на футболистов с их огромными номерами и гигантскими плечами. Сто миллионов долларов. Я только что заработал двести восемьдесят три тысячи и прекрасно понимаю, что с такой скоростью мне в лучшем случае понадобится два или три года, чтобы подняться до уровня, которого я достиг с помощью господина Хака. И маловероятно, что банкиры, подобные Адамсу, позволят мне это сделать.

И словно электрический разряд. Я вскакиваю и как сумасшедший начинаю танцевать по комнате. Достаю из холодильника бутылку шампанского и открываю ее. Ну и дурак! Ты полный идиот, Симбалли!

Как я не подумал об этом?!

18

По-английски это называется левередж – рычаг или действие рычага. Это самый что ни на есть американский принцип – им пользуются не только в Соединенных Штатах, но нигде не пользуются им с такой виртуозностью – принцип, по которому для снятия ограничений по ипотеке нет необходимости полностью погашать ипотечный кредит.

Левередж – это возможность (вполне реальная, мы увидим это позже) заплатить две тысячи долларов, чтобы снять ограничения по ипотеке в сто тысяч долларов на земельный участок или строение. И конечно же, сняв ограничения по ипотеке, вы можете продавать эту землю или строение. Другими словами, это позволяет вам вполне легально продать то, что вы никогда не покупали, а точнее, продать и заплатить за него после того, как вы его продали, и, следовательно, полностью погасить ипотечный кредит – девяносто восемь тысяч долларов, если вы заплатили только две тысячи изначально, – за счет суммы, которую получили от продажи.

Ваши две тысячи долларов – это рычаг, и больше ничего. Но «дайте мне рычаг, и я переверну мир и т. д.».

И если вам при благоприятном стечении обстоятельств удастся, к примеру, продать за двести тысяч долларов участок земли под ипотечным залогом в сто тысяч (за который вы выплатили всего два процента, или две тысячи), ваша прибыль будет не просто двойной, а составит сто тысяч долларов при вложении двух тысяч, то есть пять тысяч процентов.

И это первый из механизмов, который я собираюсь применить.

Есть и второй.

Внутри советов директоров всех банков, погрязших в Маразме, равно как в страховых компаниях, которые инвестировали на тех же условиях и в тех же местах, царит такое смятение, что они готовы сделать все, чтобы избавиться от обременительного пассива, представленного десятками тысяч необслуживаемых ипотечных кредитов. Такое количество замороженных денег лишает сна крупных финансистов, которые больше всего на свете не любят неподвижные и непроизводительные капиталы. Это выводит их из себя.

Их обеспокоенность такова, что многие из этих банков и страховых компаний готовы в буквальном смысле сбыть по дешевке свои ипотечные кредиты.

За полцены.

И именно здесь открываются невероятные возможности.

Представим себе (но нужно ли представлять, если это произойдет на самом деле и не один раз) здание в Палм-Бич во Флориде, подрядчик которого обанкротился из-за того, что не смог найти покупателей. Этому подрядчику его банк, скажем National Illinois Company из Чикаго, предоставил кредит в десять миллионов долларов и с тех пор распоряжается ипотечным залогом. Другими словами, стоимость здания составляет десять миллионов долларов. Эта ипотека остается в распоряжении банка в течение трех лет. Банку это надоедает, он уже не хочет видеть этот кредит в своих балансах, тем более что он далеко не одинок, таких тысячи.

И вот тогда банк National Illinois Company из Чикаго готов отказаться от этой ипотеки за полцены.

То есть за пять миллионов долларов вместо десяти.

А если теперь при цене в пять миллионов долларов применить принцип рычага?

Мне нужно не менее пятисот тысяч долларов, чтобы иметь право выставить на продажу здание за десять миллионов долларов. После его продажи я заплачу банку четыре с половиной миллиона долларов, погашая оставшуюся часть ипотечного залога. Вот, в нескольких словах, к чему это сводится.

В эти дни сразу после развертывания европейской и азиатской (благодаря Хаятту в Гонконге) сети по продаже квартир у меня нет пятисот тысяч долларов. У меня всего две трети от этой суммы, и вряд ли стоит их инвестировать: мне все же нужны деньги, чтобы жить и передвигаться.

Я мог бы взять кредит на пятьсот тысяч долларов. Нет сомнений в том, что, выслушав мои доводы о рычаге, любой банк Нью-Йорка предоставил бы мне эту сумму, включая банк Адамса. Но это слишком просто: мне не хотелось бы, чтобы моя идея, пройдя через офисы, пошла по рукам. И к тому же у меня есть еще одна причина не делать этого, можно сказать, не допускающая возражений: взять кредит – это засветиться во весь рост перед частными детективами, которых Мартин Ял приставил следить за мной: «Внимание! Я готовлю потрясное дельце, после которого вашему шефу будет труба».

Правда и то, что, даже не зная, как напасть на Яла, мои намерения и моя воля атаковать его остаются непреклонными. Не вызывает сомнения и то, что для этого потребуются деньги, причем очень большие. И чем дольше он будет считать меня слабым и верить, что я живу лишь на доходы от комиссионных, которые мне, как брокеру, выплачивает Генри Клэй Адамс (разумеется, достаточно солидные, но тем не менее не идущие ни в какое сравнение с его собственными средствами), тем сильнее окажется эффект неожиданности, когда я перейду в наступление.

Мне нужны пятьсот тысяч долларов, но я не хочу обращаться за помощью ни в банк, ни к Турку, ни даже к Марку Лаватеру, хотя оба могли бы одолжить мне такую сумму. Нет, мне скорее нужен механизм, который можно было бы использовать столько раз, сколько необходимо, и всякий раз, когда надо будет снять обременение по ипотеке какого-нибудь нового здания.

Среди всех мужчин и женщин, таких как Уте Йенсен, чьи таланты я использовал в бизнесе по продаже гаджетов, один особенно поразил меня своим интеллектом, работоспособностью и почти неукротимостью, когда речь шла о подписании нового контракта, выгодных сделках или комиссионных. Его зовут Летта, он немного француз, немного итальянец, немного тунисец, немного кто угодно и все остальное. Я встречаюсь с ним в Риме после невероятного путешествия, которое позволило мне – я в этом уверен – сбить со следа детективов из «самого крупного частного агентства США». Для начала я вылетел в Калифорнию, там сел на самолет до Монреаля, потом – до Чикаго, вслед за этим вылетел в Женеву, где арендовал автомобиль с водителем, который отвез меня в Лион, и уже там я сел на поезд до Рима. Я говорю Летте: