– Мими? Иди сюда, у нас гость! – позвал Альберт и сел напротив Морица.

В комнату вошла его жена. Непокрытые волосы и европейское платье. Мориц встал.

– Это синьор…

– Райнке. Мориц Райнке.

Осознав, что он немец, она отдернула руку.

– Сядь, Мими. У него новости от Виктора.

Лицо Мими напряглось. Приготовилась к дурной вести.

– Он говорит, что Виктор жив. Он его видел.

– Да, – тихо сказал Мориц. – Он был арестован, но смог бежать.

Альберт и Мими смотрели на него молча. Керосиновая лампа шипела и беспокойно мигала. Они сидели друг против друга словно в пещере, и то, что определяло их жизнь в последние шесть месяцев, – иерархия – исчезло. Пока вчерашние господа превращались за стенами дома в гонимых, эти трое еще не знали, как обходиться с новыми ролями. Они преодолевали это с натянутой вежливостью. Мориц же чувствовал еще нечто неожиданное. От этой чужой супружеской пары исходило то, что было так привычно на родине, но на фронте кануло в забвение, – приличие.

– И где Виктор теперь? – помедлив, спросила Мими. К недоверию в ее голосе примешивалась надежда.

– Я не знаю. Он хотел пересечь алжирскую границу.

– Почему вы пришли к нам?

– Он просил передать, что он в безопасности. Ясмина…

Альберт и Мими переглянулись. Мориц попытался угадать их мысли. Теперь они понимали, что он не совсем выдумал все это.

– Что вы с ним сделали? – спросила Мими.

– Ничего. Его должны были расстрелять, но я помог ему бежать.

Он сказал это без гордости, и, может, поэтому Альберт и Мими почувствовали, что он не врет.

– Почему вы это сделали?

– Потому что… – Мориц сам не знал ответа.

Мими что-то шепнула Альберту.

– Нет, – тихо ответил ей Альберт, – я познакомился с ними. Есть и хорошие.

Это «есть и хорошие» царапнуло Морица. Хорошие для одного – плохие для другого. Если бы товарищи его тогда застукали, то казнили бы вместо Виктора – как предателя. Но добро ни с чем не спутаешь. На их языке, в их культуре оно означало то же, что и в его: когда один человек помогает другому.

Но откуда им знать, что он говорит правду? Он принялся рассказывать о ночи, когда освободил Виктора. Как тот выглядел, как звучал его голос. Рассказал, как его схватили на ферме Жака. Только одну деталь он опустил: как подсматривал за Виктором и Ясминой. Добавил, что Ясмине удалось бежать.

– Она в безопасности? – спросил Мориц.

– Да, – коротко ответил Альберт.

Мими раздумывала. Затем приняла решение. Она позвала Ясмину. Мориц чувствовал, что Альберт этого не одобряет. Но Мими дочь нужна была как свидетельница – удостовериться, что немец говорит правду.

Когда в комнате появилась Ясмина, Мориц не сразу ее узнал. Длинные кудри сейчас были собраны в строгий узел. Она словно повзрослела. И была очень красивой. Он встал.

– Это синьор Мори́с, – сказала Мими. – У него новости от Виктора.

– Мо́риц, – вежливо поправил он.

Узнал он ее по взгляду. Глаза, которые искали. Глаза, которые горели. Глаза, которые поглощали. В тот же момент и она узнала его. Лицо ее потемнело.

– Ты знаешь этого синьора? – спросил Альберт.

– Нет.

Почему она лгала? Руки у нее дрожали.

– Где Виктор?

– Я не знаю.

Внезапный стыд охватил Морица. Ясмина неожиданно шагнула к нему и закричала:

– Что вы с ним сделали? Вы его пытали? Вы его убили?

Мориц не ожидал такой неукротимой ярости. Как будто он был предателем. Нарушившим их тайный пакт.

– Я не выдавал вас, – пробормотал Мориц. – Поверьте мне.

– Вы не люди! Вы хуже, чем звери!

Мими удержала дочь, схватив ее сзади за локти:

– Ясмина! Что с тобой?

– Ваш муж в безопасности, – сказал Виктор. – Он просил меня передать вам привет.

– Муж? – удивленно спросил Альберт.

– Виктор.

– Виктор ее брат, – объяснила Мими.

Мориц лишился дара речи.

– Что ему здесь надо? – резко спросила Ясмина посреди установившейся тишины.

– Он говорит, что Виктор бежал. Он говорит, что помог ему бежать.

Глаза Ясмины полыхнули:

– Он его выдал.

– Но откуда… Ты что, уже видела этого синьора раньше, Ясмина?

– Нет!

По лицу ее потекли слезы. Она не могла с ними справиться. Мими обняла дочь. Альберт повернулся к Морицу:

– Пожалуйста, извините ее. Она очень любит брата.

– Он описал нам, как схватили Виктора, в точности как и ты, – сказала Мими. – На ферме француза, двадцать пятого марта.

– Я был при этом, – сказал Мориц. – Но не я его арестовал. Я только видел…

Ясмина впилась в него глазами. В них были страх и угроза разом. Он понял, что она хочет ему сказать: не касайся моей тайны. Родители явно ни о чем не догадывались. Упомяни он об этом, они бы тотчас вышвырнули его.

– Смотри! – сказал Альберт, протянув ей обрывок карты. – Ведь это почерк Виктора, не так ли?

Ясмина сразу узнала его руку.

– А если он украл у кого-нибудь эту записку? Виктор ведь не написал здесь его имя.

Альберт и Мими молчали. Мориц понял, что его присутствие нежелательно. Слишком глубоко он проник в мир этой семьи, дела которой его не касались.

– Извините, если я вам помешал. Надеюсь, ваш сын и брат скоро вернется.

Он направился к двери, втайне надеясь, что кто-нибудь его остановит. Однако никто не сказал ни слова. Пока Альберт не заметил пропитанную кровью штанину.

– Вы ранены?

– Ерунда.

– Погодите. Нельзя так уходить. Сядьте.

Мориц остановился. Он физически чувствовал ярость Ясмины.

– Я врач. – Альберт подвел его к кушетке. – Ясмина, принеси мой чемоданчик.

Чувство долга доктора Сарфати снова развернуло ситуацию. Может, он и позволил бы Морицу уйти, если бы того не подстрелили за несколько часов перед этим. Причудливая цепь случайностей и внезапных решений формировала в те часы то, что впоследствии они назовут судьбой.

Мориц осторожно сел. Преодолевая боль, закатал штанину. Альберт снял грязную повязку, пропитанную темной кровью. Рана оказалась хуже, чем думал Мориц. Ясмина неохотно принесла старый докторский чемоданчик. Альберт промыл рану, обработал йодом и наложил новую повязку.