И вообще, существует ли это «нас».

У меня не было ни малейшей уверенности в том, что он чувствует то же самое.

Иногда Подриг смотрел на меня с такой нежностью, такой теплотой, что я физически ощущала его отношение. Когда мы были в Дублине, он назвал меня «биением своего сердца», и я не переставала каждый день вспоминать об этом.

Но иногда его взгляд выражал боль, страх и смущение. На Подрига свалилось столько проблем, что ему, очевидно, было не до любви.

Хотя, как я уже сказала, разум не в силах влиять на выбор сердца.

– Валери, – сказал Подриг и постучал в дверь ванной комнаты.

Я подошла и открыла ее. Когда мама позвонила, я оставила его одного внизу, на первом этаже. Я не хотела, чтобы он присутствовал при этом разговоре.

– Да, – ответила я. – Я уже закончила.

Он нахмурился.

– Как она? Дома все в порядке?

– Думаю, да. Я не знаю. Она хотела поговорить о тебе.

– Обо мне?

– Сандра отправила ей наши фотографии в таблоидах. За что она у меня сейчас получит.

Я взяла телефон и стала слать ей злобные символы.

– Так что она про меня сказала? Ты ей все рассказала?

Не знаю, что именно он сейчас имел в виду – свой диагноз или нашу мнимую помолвку.

– Нет. Я рассказала ей о том, чем ты занимаешься, и сообщила, что мы встречаемся, поэтому я провожу с тобой время в Шамблз.

Я помолчала и потом добавила:

– Она ответила, что никогда еще так не гордилась мною.

– Судя по всему, ей легко угодить.

– Только если удается подцепить кого-то богатого и знаменитого. Или если удается оставаться худой. А во всем остальном – даже и не пытайся.

Он мягко мне улыбнулся и, обняв за талию, притянул к себе.

– Если я скажу, что горжусь тобой, тебе станет легче?

– Чем именно ты гордишься? – спросила я, обнимая его в ответ и вдыхая исходящий от него свежий лесной аромат.

Он прижал меня еще сильнее и поцеловал в щеку.

– Тем, что ты такая, какая есть. Тем, что тебе пришлось пережить. Тем, что ты – это не только твои шрамы, и ты сама это знаешь. Ты знаешь, сколько у тебя достоинств, а все остальные просто слишком глупы, если не смогли разглядеть их. Но я смог.

Он отстранился и, глядя мне в глаза, обхватил ладонями мое лицо.

– Я действительно смог.

Мурашки побежали по моему телу. Я прикусила губу и жестом показала на кровать.

– Не хочешь прилечь?

Напряженная улыбка появилась на его лице.

– Я бы с удовольствием. Чтобы вздремнуть. Я совершенно без сил. Как только ты ушла, я заснул на диване.

– Думаю, это из-за сегодняшнего вечера, – сказала я. Было слышно, как внизу суетились бабушка с Гейл, расставляя все по местам. Мне следовало им помочь. В конце концов, сегодня вечером будет прием в честь нашей помолвки.

– Больше всего я сейчас хочу тишины, – сказал он. – Но надеюсь к вечеру разгуляться.

– Давай я уложу тебя в кровать, – сказала я и повела его в комнату.

Он свернулся калачиком и моментально заснул.

Я некоторое время просто смотрела на него, а потом глубоко вздохнула. Мне тоже совсем не хотелось никакого торжества. Я чувствовала, что моя тревога возрастает, и единственное, чего я хотела, это спрятаться ото всех под столом. Но сегодняшнее мероприятие было очень важным для бабушки и отца Подрига, поэтому мы были вынуждены на него согласиться.

Я закрыла дверь и начала спускаться вниз. В этот момент прилетело сообщение от Сандры.

Прочитав это сообщение, я лишь покачала головой и убрала телефон. Я больше не сердилась на сестру. Спустившись вниз, я увидела, как бабушка снует вокруг обеденного стола со средством для полировки и тряпкой.

– Валери, – рявкнула она. – Ты где болтаешься? Нам нужна помощь.

– Простите, я разговаривала по телефону с мамой, – ответила я. – Скажите, что мне делать.

– А, с мамой. Надеюсь, у нее все хорошо и она не возражает, что ты тут флиртуешь направо и налево.

– Насколько я поняла, нет, – ответила я и заметила Гейл, которая вышла из кухни.

– Привет, Валери, – сказала она. – Можно тебя на минутку?

Вот черт. Я-то надеялась, меня попросят заняться полировкой.

Я кивнула и, изобразив на лице улыбку, подошла к ней.

– Чем я могу помочь? – спросила я.

Ножом она указала на гору овощей, которые лежали на разделочной доске.

– Вот, – сказала она, вручая мне нож. – Можешь порезать для картофельной запеканки?

– Конечно, – ответила я и принялась за дело. Резала я медленно, потому как не имела большого опыта работы с ножом. Печатаю я очень быстро, но когда у меня в руках что-то острое, я, из-за страха порезаться, становлюсь крайне неуклюжей.

В это время Гейл обмакивала в муку рыбу и, нахмурившись, наблюдала за мной.

– Нечасто готовишь, да?

Я поняла, к чему она клонит, и стала ждать, когда она это скажет сама.

– Я много лет прожила в Нью-Йорке, на Манхэттене. Там во многих квартирах вообще нет кухонь. Люди в основном едят на улице.

– Я тоже была в Нью-Йорке и знаю, о чем ты говоришь, – ответила она, посыпая рыбу специями. – Но ты же не планируешь туда возвращаться? Карьера Подрига здесь. И поэтому тебе следует научиться готовить.

Я знала, что она клонит именно к этому, и решила поставить ее на место.

Одарив ее нежной улыбкой, я сказала:

– Конечно, когда-нибудь я научусь. А пока у нас для этого есть ты.

Ее лицо вытянулось, и она повернулась ко мне спиной.

Я закатила глаза.

После этой милой беседы я принялась резать чуть быстрее, так как хотела поскорей все закончить и убраться отсюда. Потом ко мне подошла бабушка и дала задание натереть столовое серебро, пока сама она будет стирать.

– Сколько приборов нужно натереть? – спросила я, глядя на ящики, в которых лежали столовые приборы.

– Как обычно, – ответила бабушка и понесла корзину с бельем к задней двери.

– Но я думала, что у нас будет празднование помолвки.

– Так и есть. Только не говори, что ты сразу этого не поняла. Ты вроде не настолько глупа.

– Так сколько гостей будет присутствовать?

Она некоторое время просто молча смотрела на меня, и я уверена, что в мыслях она несколько раз назвала меня идиоткой.