–Не расстраивайся,– утешила она.– Мы будем с тобой сюда часто ходить, ты постепенно натренируешься. Давай наперегонки, вон до того фонаря.

–Давай,– согласился Степка.– Только ты меня все равно обгонишь.

–А я тебе фору дам. Ты поезжай, а я до двадцати досчитаю и только после этого стану догонять. Идет?

–Идет.– Степкино лицо просияло. Он со всего маху рванул вперед.

Ася, улыбаясь, смотрела, как он скользит по слегка подмокшему льду, сначала неуклюже, потом все более ладно, на ходу приспосабливаясь, находя верное положение корпуса.

«Будет кататься, и очень даже неплохо»,– определила она про себя и в три скольжения догнала Степку.

–Попался!– Она со смехом обхватила его за плечи. Тот счастливо взвизгнул, заелозил на льду, пытаясь вырваться, и в конце концов завалился вверх тормашками. Следом грохнулась и Ася.

Они лежали, обнявшись, и хохотали, отплевываясь от набившегося в рот сырого снега.

–Помощь требуется?– весело поинтересовался проезжавший мимо высокий парень в спортивной шапочке.

–Нисколько.– Ася помотала головой.

–А жаль.– Он ухмыльнулся и заскользил дальше, красиво переставляя длинные ноги.

Она протянула Степке руку:

–Подымайся, а то замерзнешь.

–А сколько сейчас времени?

–Половина третьего.

–Мы кушать пойдем?

Ася на мгновение задумалась. Они катались с самого утра – может быть, хватит для первого раза? Сергей снова поехал по делам и обещал вернуться в полседьмого, в семь. Что, если не водить Степку в кафе, а закинуть домой? Нинюся наверняка приготовила обед, пусть покормит его, а Ася тем временем может быстренько съездить, проведать Алексея.

Ей вдруг неудержимо захотелось увидеть его, пусть ненадолго, на два часа, просто посидеть рядом, поговорить о всякой ерунде. Господи, как же давно они не были вместе, целую вечность!

–Вот что, Степушка,– как можно ласковей проговорила Ася,– кушать мы пойдем, но только не в кафе.

–А куда?– Его физиономия мгновенно сморщилась.

–Домой. Там Нинюся наготовила получше, чем в любом ресторане. Ты поешь и будешь мультики смотреть, а я съезжу по делу.

–Ты же обещала.– Степкин голосок угрожающе задрожал, из носа вытекла прозрачная капелька.

–Мало ли что я обещала,– строго произнесла Ася.– Я – взрослый человек, у меня могут измениться обстоятельства. А будешь реветь, вообще больше никуда не пойдем. Ясно?

–Нет,– у Степки из глаз брызнули слезы,– не ясно! Обманывать нехорошо, ты сама учила! Не хочу домой, хочу дальше кататься!

–Как не стыдно,– укорила она.– Ты же мужчина, а устраиваешь истерики, как нервная барышня. Ну какой толк, если я пойду сейчас в кафе – все равно настроение у меня будет испорчено, ни малейшей радости нам обоим.

–Будет радость,– упрямо ныл Степка.

–Так, все! Хватит.– Ася крепко схватила его за руку.– Поехали, кому сказала!

Ей было отчаянно стыдно за свое поведение, но остановиться она уже не могла. Втащила ревущего Степку в раздевалку, сняла с него коньки, сунула в руки ботинки.

–Надевай!

Степка, всхлипывая, принялся развязывать шнурки.

–Горе ты мое,– приговаривала Ася, глядя, как он дрожащими пальцами терзает узел.– Говорила ведь, расшнуровывай, прежде чем снять! Неслух!

Ее несло, чем дальше, тем больше. Сознание собственной вины заставляло защищаться перед Степкой, а лучший способ, как известно, нападение.

Он, наконец, справился со шнуровкой, нацепил обувь, поднялся. Ася с болью оглядела его маленькую, жалкую фигурку.

«Какая же я мразь»,– мелькнуло у нее в голове. Она была готова прижать его к себе, расцеловать мокрое от слез лицо, попросить прощения, дать слово, что они немедленно, сейчас же пойдут в это проклятое кафе и будут потом кататься до самого вечера.

Но все это длилось лишь мгновение. В следующую секунду Ася уже волокла Степку из раздевалки на улицу. Тот больше не плакал, покорно тащился позади и громко шмыгал носом.

Ася затолкнула его в подошедший трамвай, усадила на свободную скамейку и указала рукой в окно:

–Смотри, как интересно. Мы тут давно не ездили.

Степка демонстративно отвернулся от окошка и уперся взглядом в коленки. Ася с нетерпением считала остановки. Старушка, сидевшая напротив, глядела на них с любопытством.

–Ты почему маму не слушаешь?– Она наклонилась к самому его носу.– Вот, гляди, Баба-яга съест.

–Бабы-яги нет,– сухо проговорил Степка.

–А ты почем знаешь?– Бабка хитро прищурила правый глаз.

–Знаю,– снисходительно ответил тот,– не маленький.

–Сколько ж тебе годиков?

–Почти шесть.

–Большой,– старуха покачала сухенькой головкой,– а бузишь, как малыш. Стыдно.

–Он не виноват,– вступилась Ася.– Я ему обещала кое-что, а выполнить до конца не смогла. Вот он и расстроился.

–А ты, милый, не расстраивайся,– посоветовала бабка, улыбаясь металлическими зубами.– Мамка в другой раз все сделает, как говорила. И насчет Бабы-яги не сумлевайся, есть она, сердешная. Как не быть?

Степка глянул на пассажирку с недоверием и любопытством. Ася невольно улыбнулась, радуясь, что он, наконец, успокоился.

–Так-то, дружок.– Старуха корявым пальцем надавила на его нос.– Вам выходить-то скоро?

–Скоро,– сказала Ася.

–Ну, всего хорошего,– пожелала бабка и, приблизив лицо к ее уху, произнесла шепотом:– Дите никогда не обманывай, оно все чует. Потом не простит. У меня их шестеро было, детишек, так я им всегда только правду, как ни трудно. Коль обещала, изволь исполнить. Поняла, девонька?

Ася кивнула и поежилась. Ей вдруг показалось, что старуха знает всю ее подноготную – и то, о чем она думает, и куда торопится – и осуждает.

Она поспешно подхватила Степку и стала пробираться к выходу.

В клетке громко зашуршал Пал Палыч.

Морковка вздрогнула от неожиданности и тихонько выругалась. Алексей через ее голову потянулся к джинсам, достал из кармана пачку сигарет, закурил.

Лизавета глянула на него искоса и вдруг весело, тоненько хихикнула.

–Ты чего?– Он уставился на нее с недоумением.

–Да нет, ничего.– Она вытянулась поудобнее на простыне.– Так, анекдот вспомнила.

–Какой еще анекдот?

–Рассказать? Идет Илья Муромец по лесу, видит: уЗмея Горыныча головы узлом завязаны, Соловья-разбойника кто-то мордой в дупло засунул, Баба-яга сидит по уши в своей ступе и трясется от страха. Развязал Муромец Горыныча, Соловью помог выбраться из дупла, подает руку Бабе-яге и интересуется: «Ягуся, кто ж это вас так?» Та робко улыбается: «Эх, Илюшенька, до чего ж ты хороший, когда трезвый. А то – свистишь не так, летишь не так…»– Лизавета звонко расхохоталась.