– Расследовать серию убийств.

– Неужели вы думаете, что после стольких лет найдете того, кто это сделал?

– Как-то мы с Амосом Декером заключили пари. И я проиграл.

– Не повезло.

– Напротив: он спас мне жизнь.

– Серьезно?

– Настолько, насколько это возможно. – Марс встал. – Ну ладно. Спасибо, что показали мне это место. Расклад реально беспроигрышный.

– Вы что, торопитесь? А если по стопарику на ночь? Можем для этой цели заехать ко мне, приглашаю.

– Спасибо, день выдался долгий. Может, в другой раз?

– Ну как хотите, – Рэйчел Кац с плохо скрываемым разочарованием пожала плечами. – Было приятно с вами познакомиться.

– Аналогично. Вы дали мне много поводов для размышлений. Возможно, и я кое-что вам подкинул.

Выражение ее лица сменилось на мрачноватую отстраненность. Но спустя секунду она совладала с собой, встала и с вымученной улыбкой протянула ему руку:

– До новых встреч, Мелвин.

Пожимая ей ладонь, Марс учтиво склонил голову:

– Буду к ним стремиться, Рэйчел.

Он оставил ее за столиком одну, за созерцанием гуляющей публики, которую она вряд ли замечала.

– Ну, что скажешь? – спросил Марс на обратном пути в «Резиденс Инн».

– Из тебя вышел бы отличный дознаватель.

– Вот бы не хотелось, чтобы женщина подумала, будто я что-то вызнаю.

– Да я не об этом. По-настоящему хорошие дознаватели вовсе не кажутся любопытными. Именно это тебе и удалось. Правда, хорошо все сделал – и в доверие вошел, и не напряжно.

Марс ткнул Декера кулаком в бок.

– Вот и спасибо. Что там еще? Думаешь, она в самом деле при делах?

– Что-то скрывает, только не понять, что именно. Митци Гардинер тоже. Даже и Сьюзан Ричардс если на то пошло.

– Что за городишко? Весь из людей, которые прячут дерьмо.

– Не одни мы такие, – обиженно буркнул Декер. – Везде так.

Марс поглядел на часы.

– Ого, первый час. Надо бы баиньки. А то годы уже не те.

– Вот уж точно, – поддакнул Декер, у которого о сне и мысли не было.

* * *

После того как Марс ушел к себе в номер, Декер вернулся на стоянку, сел в машину и, словно движимый лунатической силой, направился из центра к дому, который когда-то, больше десяти лет, считал своим домом.

Подъехав к обочине, он опустил со своей стороны стекло, заглушил мотор и погасил фары. Теперь он сидел и смотрел на окно своего старого, погруженного во мрак дома; скупой свет сеялся лишь от уличного фонаря и луны.

Зачем он здесь, Декер не имел понятия. Видеть это место было непереносимо. Воспоминания возвратились так же легко, как дыхание. Стоило закрыть глаза, как образы внезапно вышли из-под контроля, как и в прошлый раз, осаждая ум подобно стаям несущихся птиц или выпущенных пуль. Заставить их остановиться было невозможно. Сердце неистово стучало, сотрясая нутро.

На лбу проступил пот, липкой сделалась кожа, от едкого запаха подмышек запершило в ноздрях.

Сердце разогналось так, что невольно подумалось: сейчас хватит инфаркт. Но постепенно, очень медленно, когда руки вцепились в руль, словно это могло хоть как-то контролировать происходящее, гонка слегка поуспокоилась. Декер откинулся на спинку сиденья, совершенно изнеможенный, не в силах двинуться. Кое-как просунул в окошко голову и втянул свежий ночной воздух, чувствуя, как влага испаряется с кожи.

«Все это старо. Как я».

Он мотнул головой, схаркнул в окно сгусток желчи и продолжил глубоко дышать. Вспомнилось, как он вышел из комы в больнице, когда его в день открытия подмяли на футбольном поле. Над ним склонилась кучка незнакомых людей, бомбардируя вопросами. По телу ветвились провода от капельниц и мониторов. Он чувствовал себя Гулливером, только что проснувшимся в плену у лилипутов.

Оказывается, на поле у него дважды отказывало сердце, но каждый раз его к жизни возвращал командный тренер. Удар был такой силы, что шлем слетел и лежал в отдалении. Толпа скандировала слепому боковому удару, пока не поняла, что игрок не встает. Когда тренер начал делать искусственное дыхание, стадион утих. Трансляция спешно переключилась на другой матч. Имиджу НФЛ вредила картинка с мертвым футболистом, распластанным на стадионной траве.

Ему сказали, что у него черепно-мозговая травма. Позже обнаружилось, что его мозг вокруг поврежденных участков перестроился, открыв доступ к областям, которые раньше никогда не задействовались. С той поры эти два состояния жили в нем неразлучно – гипертимезия и синестезия.

Но прошло время, прежде чем он обнаружил их в себе. Рентген такое вряд ли покажет. В первый раз, когда в голове вспыхнул сполох цвета, связанный с чем-то столь же несообразным, как число, Декер всерьез подумал, что сходит с ума.

Затем, с открытием в нем способности вспоминать то, что раньше было за чертой, его когнитивные способности взялись проверять врачи. Просматривая листы с цифрами и словами, он затем свободно перечислял их все, потому что видел их перед собой так, словно они представали на странице. Тогда его направили в специальный когнитивный институт в Чикаго, который занимался исключительно такими, как он.

Непонятно даже, что было более удивительным – его вновь обретенные способности или осознание того, что он отнюдь не единственный, кто ими обладает.

Сейчас он бросил еще один взгляд на свой старый дом, на мгновение представив, что нет прошедших пяти лет, а Молли и Кэсси по-прежнему живы и ждут, когда он вернется домой со своей службы. Ну а он поднимет на руки Молли, поцелует Кэсси, и… они снова будут семьей.

За этот образ он держался еще несколько секунд, а затем отпустил – фантом, улетающий в эфир, где он просто исчезнет, потому что перестанет быть реальным.

«Ты можешь жить в прошлом или в настоящем, но жить и там, и здесь попросту нельзя».

Декер завел мотор, поднял стекло и тронул свой автомобиль с места.

Он был одиночкой; был им всегда после своей смерти на стадионном поле. Кэсси, однако, следила, чтобы он не скукоживался, не уходил в свой кокон, держа людей на дистанции. А после того как умерла она, делать это стало некому.

Впрочем, нет. Затем в его жизни появилась Алекс Джеймисон, которая в каком-то смысле заняла ее место.

Не совсем понятно, откуда в нем бралась эта жажда справедливости, торжества правды над неправдой. Чувствовалось, что они были в нем еще задолго до потери семьи.

«Может, оно потому, что тот удар на поле выкрал меня у себя самого. И все эти годы я ищу, чем бы заполнить ту брешь. А поимка убийц – оно как будто единственное, что ее заполняет. Потому что они похищают самое ценное – чью-то жизнь».