Прапорщик ответил:

– Договорились!

– Вот и хорошо! У вас с Надеждой еще где-то полчаса. Мы только отъезжаем от здания муниципального центра, где было организовано короткое прощание с семьей Шариповых.

– Сам Рустам как?

– Держится.

– Ясно. Я выключаюсь.

– Давай, так будет лучше. Мне необязательно знать ваш дальнейший диалог.

– Спасибо, командир.

– На здоровье.

Прапорщик отключил станцию. Надежда с тревогой посмотрела на него, спросив:

– Твой командир слышал, о чем ты говорил?

– Да.

– У тебя теперь, наверное, будут неприятности? Это я виновата, полезла со своими дурацкими вопросами.

Власенко улыбнулся:

– Все нормально, Надя. Идем дальше, нам еще гулять где-то с полчаса, постепенно выходя к месту захоронения семьи.

Женщина предложила:

– Зайдем на могилу моего бывшего?

Прапорщик взглянул на нее:

– Если хочешь, зайдем. Ты иногда бываешь здесь?

– Редко. В основном, по праздникам, и то по настоянию матери, она утверждает, что нехорошо забывать человека, отца твоих детей. Она уже не помнит, как этот человек издевался и над женой, и над детьми.

Власенко взял женщину под руку:

– Не надо злости, Надя. Ее и так много вокруг. Тем более о покойных не принято говорить плохо.

– Тогда помолчим.

– Молчать необязательно, просто хаять его сейчас уже не стоит, да и бесполезно это. Далеко до могилы?

– Нет! Сейчас перейдем на соседнюю дорожку, там метров пятьдесят прямо к забору и чуть в сторону.

– Идем.

Могила бывшего мужа Надежды была неплохо оформлена, имелся памятник с надгробной плитой, оградка с калиткой и даже столик со скамейкой, но сильно запущена. Еще прошлогодний бурьян закрывал все пространство участка. Женщина и на этот раз не стала хоть имитировать уборку, бросила в траву букетик и повернулась к Власенко:

– Вот и все. Свиделись. Можем идти дальше.

– Ты бы хоть немного могилу прибрала!

Надежда ответила жестко:

– Обойдется и так, пусть благодарит там, на небесах, что похоронила, да все как у людей сделала. От детей деньги оторвала, а сделала.

– Сколько ему было? Я не вижу даты на памятнике.

– Сорок два.

– Молодой.

– Да, молодой. Но хватит об этом. Идем по твоим делам. Они важнее и благороднее, чем торчание у могилы пьяницы-эгоиста.

Прапорщик никак не среагировал на последнюю реплику спутницы, выйдя на асфальтированную дорожку. Взглянул на часы – 14.20. Минут через десять должен показаться траурный кортеж с телами семьи Шариповых. Можно сближаться с могилами, но перед этим Власенко решил провести первую круговую съемку. Он включил камеру, открыл миниатюрный дисплей, настроил фокус и медленно повернулся вокруг своей оси.

Надежда не поняла движений прапорщика, забыв о покупке, поэтому спросила:

– Ты чего крутишься?

– Не кручусь, а снимаю местность.

– А! Я совсем про камеру забыла. Но, по-моему, ничего интересного на кладбище нет.

– Посмотрим. Позже, на пленке. Идем дальше.

– Идем.

Петр вновь взял женщину под руку:

– Надя! Я очень тебя прошу, находясь возле гробов с телами семьи Шариповых, пожалуйста, постарайся держать себя в эмоциональном плане. Нет, слезу, конечно, пустить можешь, это для женщин естественно, но не более того. Для наблюдателей извне, если таковые объявятся на кладбище, мы не должны вызвать интереса. Так, посторонние прохожие, проведавшие своих родственников, по случаю заглянувшие и на чужие похороны. Договорились?

– Ой, Петя, не знаю, смогу ли? Ведь в гробах будут дети.

Посуровевшим голосом прапорщик сказал:

– Гробы будут закрыты.

– И все равно. Детские гробы – они маленькие, а это еще страшней.

– Надя! Ты должна сдержать себя. Лучше смотри по сторонам, а? Но не открыто! А так, время от времени, бросая взгляд то вправо, то влево. Это и отвлечет тебя, и, возможно, позволит увидеть то, что пропущу я.

– Хорошо, я постараюсь.

– Вот и лады.

Власенко вызвал Гончарова, но тот не ответил. Наверное, находился среди людей и не мог выйти на связь. Это означало, что процессия приближается к кладбищу.

Четыре автобуса и черная «Волга» появились, как только прапорщик с Надеждой вышли на центральную аллею. Траурный кортеж проследовал мимо пары, медленно идущей к периметру ограждения кладбища.

Автобусы остановились у самого забора, из них вышли люди, в большинстве своем в милицейской форме, у пятерых из них были при себе автоматы. После короткой паузы, а вернее, совещания, из автобусов извлекли гробы. Власенко с женщиной находились уже метрах в тридцати от последнего катафалка, как радиостанция прапорщика выдала сигнал вызова:

– Влас, ответь.

– Слушаю.

– Замедли движение и начинай съемку.

– Я уже ее начал.

– Хорошо. Обрати внимание на центральный вход. По-моему, в ходе движения по городу за нами шла «БМВ», номер был смазан.

– Принял.

– И еще. От дороги, ведущей к кладбищу, до поворота отходит грунтовка. Она восточнее и, скорее всего, выходит через поле к забору, проходя через небольшой лесной массив. Посмотри и его!

– Принял.

– Работай.

Отключив рацию, прапорщик включил видеокамеру.

В это время его локоть сжала Надежда:

– Петя, сзади иномарка!

– Я знаю. «БМВ»?

– Да.

– Она должна была появиться тут. Давай-ка подойдем к какой-нибудь могиле, пока погребение Шариповых только готовится. Кстати, почему ты обратила внимание на эту иномарку?

И тут женщина совершенно неожиданно произнесла:

– Потому что я знаю, кому она принадлежит.

Бросив на Надежду удивленный взгляд, прапорщик спросил:

– Знаешь владельца «БМВ»?

– Да.

– И уверена, что не путаешь машины?

– Можешь проверить. Подойти к ней и посмотри номер. У-27!

– Откуда тебе известен владелец?

– Это долгая история, расскажу потом. Сейчас скажу, что «БМВ» «темная»! Ну, бандитская, что ли.