– Отдай! Это мое! Не имеешь права! – завопил Серый, вскакивая с дивана. Он даже заплакал от злости. Хлюпал носом, утирался локтем. – Отдай!

– Права мы сейчас с тобой обсудим. Откуда бабло? – Шибаев помахал пачкой перед носом Серого.

– Мое!

– Твое, если чистосердечно признаешься, понял? Без глупостей! – приказал он, видя, что Серый сунул руку под нечистую диванную подушку. Он ошибся, Серый держал там такой же нечистый носовой платок, в который тут же высморкался. – Ну?

– Да я что… Она попросила, говорит, муж гуляет с вашей бабой… Дай ему, чтоб помнил, и бабки сует! Ну а я чего… я взял. Да я даже не знаю, сколько там! Три косаря, вроде сказала! Бегает, грит, сука, от жены законной! Дай по рубильнику, чтоб знал!

– Как она выглядела?

– Как… Никак! Баба как баба. Вся из себя… вот такая! – Он показал рукой у себя над головой. – В длинном пальто, намазанная. В шляпе… черной такой! – крутанул рукой вокруг головы.

– Она была на машине?

– Откудова я знаю? Не видел я! Я в подъезд, а она выскочила откуда ни возьмись. Ты, мужик, зла не держи… Я ж не хотел! Она выскочила, я и не видел…

– Не хотел? А трубой меня кто по голове? А тащил зачем? Добить?

– Тащил? – Он тупо пялился на Шибаева. – Я не хотел… она сказала… эта, гуляет, с нее и спрашивай! С женки своей!

– А ты согласился?

– А я чего, гуляет, грит, деньги сует! Ты че, мужик? Я ж тебе по-человечески говорю! – Он таращил на Шибаева бессмысленные оловянные глаза, даже руки приложил к груди для достоверности.

– Это она сказала оттащить? Куда?

– Она? – Серый задумался. – Ну… может, и она… Грит, люди идут! Ничего я не знаю!

– Голос какой?

– У кого?

– У бабы.

– Ну, какой… Тихий, как навроде шепотом или горло болит… И шарфом замотана.

Шибаев рассматривал сидящего перед ним мужичонку, соображая, что с ним делать. Набить морду? Так он уже сунул ему пару раз, без всякого драйва, тем более лежачего не бьют. Здешний Серый отличался от того Серого, сцепиться с которым было одно удовольствие. Тот был убийцей. Сцепиться и дезавуировать с чувством глубокого морального удовлетворения… Здешний Серый не тянул на убийцу, и марать о него руки Шибаеву не хотелось. Он вообще ни на что не тянул. Мелкий дворовый хулиган и пьяница, отравитель воздуха. А ведь он чуть не убил его, крутого Шибаева, сыскаря экстра-класса! И что прикажете теперь с ним делать? Оставить ему деньги непедагогично, поймет, как можно легко сшибить бабки; конфисковать гонорар разве что? Мысль сама по себе интересная. Недолго думая, он набрал номер Оли…

Через пятнадцать минут раздался звонок в дверь. Шибаев закричал: «Открыто! Заходите!» – и ухмыльнулся, вспомнив вышибленную дверь, прислоненную к стене. Это были Оля и двое вчерашних спасителей, вызванные Шибаевым.

– Здрасте! – поздоровался один из парней, здоровенный амбал с бритой головой. – У вас там дверь вроде как сломалась. Проблемы?

– Привет! – ответил Шибаев. – С дверью случайно получилось, замок заклинило, не открывалась. Заходите, ребята, будьте как дома. Будем знакомы, Александр Шибаев.

– Николай Бурко, – представился бритоголовый, протягивая руку. – Ты как, оклемался?

– Порядок. Спасибо, ребята!

– Эдуард Маликов, – сказал другой. – Не за что, всегда пожалуйста.

Серый удивленно уставился на них и забормотал:

– Ребята… вы эта… че? Че надо?

– Сейчас узнаешь. Ну-ка, встал! Смирно! Руки по швам! – приказал Шибаев. – Сейчас мы тебя судить будем дворовым судом. Слушается дело об убийстве, убийца – гражданин… как тебя? – Он пощелкал пальцами.

– Ты чего?! – завопил Серый. – Ты же живой! Живой! Он же живой! Братва! Он дурит!

– Мельников Витька, – подсказал бритоголовый. Оба с интересом наблюдали.

– Обвиняется Мельников Виктор, который за тридцать сребреников, полученных от заказчика, совершил попытку убить находящегося здесь…

– Да не хотел я убивать!! Ты че, охренел? Я же тебе сказал! Коля! Эдик! Ребятки! – Он прижал кулаки к груди; в голосе появились скулящие нотки. – Вы же меня знаете! Мы же соседи… Ребята! Я ж никогда! Она попросила, грит, гуляет налево, надо по рогам! Поучить! Баба незнакомая! А что я… деньги сует… гуляет, грит!

– Ты, зараза, уже всех достал! – сказал Николай с чувством. – Своими пьянками и драками. А теперь и до убийства докатился? Да я тебя своими руками сейчас придушу! Приведу в исполнение! Кто нарыгал у нас в подъезде? Рыгай в своем, так нет, зараза, приперся в наш! Соображаешь! А велик у дяди Славы кто спер? Все, Серый, харе! Пришел час расплаты. Счас присудим тебя к вышке – и с концами. Притопим в пруду. Менты только спасибо скажут. Голосуем!

– Да вы че! Совсем? – завопил Серый, бросаясь в прихожую. Эдик перехватил его и вернул на диван. Серый упал кулем…

– Это ты совсем, борзень! Голосуем! Кто за вышку? Единогласно? Принято. Все, Серый, готовься, кранты тебе! Может, передать что кому? Ну, вроде прощального слова?

– Ребята! – Серый заплакал. – Я ж не хотел! Правда, не хотел! Это она… сука!

Зрелище было отвратительное. Шибаев поморщился, он жалел уже, что затеял весь этот балаган. Вернулась головная боль, в затылке теперь не пульсировало, а било молотом. Оля смотрела печально, ему показалось, она его осуждает. Ничего не нужно, хватило бы смазать пару раз по гнусной роже. Унижение хуже боли и страшнее. А с другой стороны, как еще на него воздействовать? Сдать ментам? Начнутся свидетели, протоколы, допросы. В итоге погрозят пальцем – и пошел вон. Дело выеденного яйца не стоит. Не убил ведь. А он выставил бы себя дураком, пострадавшим от этого мозгляка. Вот и приходится своими силами применять воспитательные меры. Вот ты, Шибаев, руки марать не желаешь, не по рангу тебе с такой шелупонью, а шелупонь этим пользуется. Быть ментом – занятие грязное, в белых перчатках не получается. Так-то. Ничего, все путем. Когда-то были товарищеские суды, вот и возродим традицию. Хорошая была традиция. Отставить сопли, Шибаев!

– Жить хочешь, падаль? А он не хочет? – меж тем гремел Николай, распаляясь праведным гневом и тыча пальцем в Шибаева. Он был хорош – в нем пропадал великий актер.

– Ы-ы-ы… я больше не буду! Ребята… простите! Не буду! – Серый упал на колени.

– Обвиняемый просит о помиловании, – прокомментировал Эдик. – Обещает исправиться и начать новую жизнь. Как, господа присяжные?

– А он осознал всю тяжесть содеянного? – строго вопросил Николай. – Пусть пишет признание. Эдь, сними показания убийцы на мобильник. И только рыпнешься, изувер, сразу кино в ментовку пойдет, всосал? Испытательный срок у тебя, живи пока. А как только забыкуешь, хоть раз, горько пожалеешь! Понял?

…И так далее, и тому подобное. Остается добавить лишь, завершая скорбную сцену, что деньги заказчика мордобоя были изъяты на благоустройство двора… Цветочки там, дерево посадить, опять же лавочку новую под подъездом надо бы.