Руся не сразу поняла, о чем он. Народу везде полно, несмотря на ранний час. И конечно же она, стоя у длинного газона с многочисленными дорожками, видела многих. Потом дошло, и девушка тоже усмехнулась.

– Ну, кого-то здесь и в самом деле многовато.

– Новенькие есть? – поинтересовался Митя и встал рядом.

Он был в курсе, что Руся хочет увидеть крылья воронов. Сами-то они не видели – может разглядеть эти призрачные крылья, а потом постоянно их замечать только человек (и они, вороны, тоже – в зеркале), встретивший однажды на своем пути несколько разных нечистиков.

– Маловато для моей мечты, – вздохнула она. Но улыбнулась. – Мить, посмотри, какой рассвет! Краешек начинает краснеть.

– Ветреный день будет, – значительно объявил парнишка-ворон, который уже успел нахвататься по мелочи всяких сведений от старших. Он оглянулся, и его голос стал немного глуше: – Карина, а ты куда? Мы же договаривались стоять здесь!

– Я ненадолго, – откликнулась воронушка. – Только дойду до края площади – и назад. Устала на одном и том же месте болтаться. Нас все время старшие бросают просто так, как будто мелюзгу в нас видят и потому нам не доверяют… Так что… В общем, походить хочется, а не торчать на месте.

– Только и в самом деле недолго! – бросил ей в спину Митя и обернулся к Русе: – Ух ты… смотри-ка… Эх, жалко, я не художник… Как переливается…

А переливалось и впрямь не просто завораживающе – притягательно. Смотрели Руся и Митя на горизонт в небольшую брешь между деревьями, и краски на нем не пропадали, а становились все ярче. Трудно было оторвать взгляд от узкой линии горизонта, которая словно закипала – причем, если вглядеться, так и чудилось, что она плавится холодной алой волной, то и дело слегка поднимающейся и тут же опадающей, а потом… потом…

– Руська, это что? – ошалело спросил Митя и замолк, открыв рот.

Руся тоже открыла рот – поругаться из-за «Руськи». И закрыла.

Сквозь ветви деревьев хлынули не солнечные лучи, а сверкающие блестки, какие бывают от солнца на воде. Они прыгали на ветвях и листьях, мягко слетали на землю, где вспыхивали в самых мрачных тенях под деревьями и под высокими кустарниками.

Русю это тоже поразило. В первые мгновения она решила, что это какой-то обман зрения. Но ведь и Митя видит…

Вскоре блестки, которые вблизи стали похожи на слитки расплавленного золота, окутанного пушистым сиянием, уже устилали почти весь газон, глухо и слабо помигивая на асфальте. Зачарованная Руся все так же непроизвольно шагнула на край газона, глядя, как сверху величаво спадают золотистые пятна, а потом машинально подставила ладонь.

Митя ахнул за спиной.

На ладони оказалось не блестящее нечто. Нет, держась за указательный палец, в девушку с любопытством всматривалась небольшая, с голубя, птица солнечного цвета. Только клюв у нее был длинней, чем у того же голубя, а хвост не только длинен, но отличался мягчайшими перьями. И необычно синели глаза, которые к тому же мерцали холодными белыми звездочками.

Потрясенная Руся осипло спросила:

– Вы… кто?

Ее ладошку будто теплым лучом погладили, а потом она услышала звонкое – нет, звенящее, – хотя птица не открывала клюв:

– Огневицы мы, толмачиха. С солнышком приходим.

Этот краткий диалог мгновенно привлек внимание остальных золотых птиц: они в секунду окружили-облепили Русю, которая неудержимо улыбалась и едва слышала за спиной оханье и вздохи восхищенного Мити.

– А почему я раньше вас не видела?

– А мы на рассвете тебе, юнице, только и видны, – пропело-прозвенело в ответ. – Вот будешь постарше – и каждый день будешь нас видеть.

Руся боялась поворачивать голову, чтобы посмотреть на плечи: а вдруг прямо сейчас сорвутся с нее, как с трамплина, и слетят куда-то в неизвестность? Но стоять вот так, чувствуя себя чуть ли не новогодней елкой!.. Она улыбалась от безудержного счастья, сама не понимая, в чем оно, это счастье-то, и будто взмывала куда-то вверх, к высоким голубым небесам…

На грешную землю ее спустил дрогнувший голос Мити:

– Руся… Там Карина…

Забыв обо всем, привычная к постоянной опасности в поездках по городу, девушка резко повернулась.

Карина дошла до угла привокзальной площади, где за лестницами скрылись мужчины. Она стояла там и, кажется, ждала ушедших.

А к ней на всех парах мчалась черная машина.

Воронушка еще как-то лениво посмотрела через плечо, но, видимо, легкомысленно решила, что ничего особенного не происходит.

Нет, возможно, черная машина не сумела бы вписаться всем корпусом между двумя лестницами, одна из которых вела наверх, к залу ожидания, а другая уходила куда-то вниз – под здание вокзала, и дорожка между ними, куда ушли старшие вороны, узковата, но ведь… Водитель явно не собирался останавливаться! Правда, и черная машина с каждым мгновением ехала более чем странно: замедляясь, как в кино, когда хотят подчеркнуть какие-то необычные кадры…

– Он что, псих?! – уже кричал Митя, как-то странно двигаясь: то несколько быстрых прихрамывающих (всегда хромал, волнуясь) шагов к Карине, до которой дозваться через всю площадь, учитывая рев несущейся к ней машины, кажется, невозможно – она на зов не оглядывалась больше; то внезапно замирал, чуть ли не отшатываясь и изумленно оглядываясь на Русю. – Она что, дура?! Каринка-а! Обернись!!!

А Руся ничего не понимала.

Почему воронушка не слышит Митю?

Почему машина едет так, словно водитель вознамерился задавить девушку?

Но задавить, наезжая на нее в таком темпе…

Но Митя не бежит к Карине, хотя испугался…

– Беги… – зазвенели тревожные голоса – зазвенели так, словно она стояла в окружении множества существ. – Беги к ней – ты сумеешь…

Она нерешительно шагнула, смутно ощущая, что эта замедленность времени ей хорошо знакома, но опять-таки – почему…

Машина, только что летевшая на Карину – а в этом Руся была уверена, все заметней замедляла ход, но тем не менее быстро приближалась к воронушке, которая сейчас стояла столбом и удивленно смотрела на Митю, вопившего так, что вот-вот сорвет голос… И медленно, очень медленно распахивались дверцы такси, стоявших в их ряду, а из других машин очень медленно выходили – на крик Мити? – таксисты и ужасающе медленно оборачивались к парнишке-ворону, словно не замечая, что на привокзальной площади происходит что-то пугающее…

Обо всем этом думая и видя абсолютно все, Руся мчалась к Карине – наперегонки с черной машиной – и тоже вопила изо всех сил:

– Карина, спрячься на лестнице! Спрячься на лестнице! Поднимись на лестницу!

И бежала девушка как-то чудно, мельком видя свои раскинутые руки, а на них – вцепившихся в рукава блузки сияющих золотистых птиц. Будто громадная, по сравнению с огневицами, птица, которая старается взлететь – и осталось-то для взлета всего ничего: пара шагов, пара толчков от земли!.. Но поражалась только одному: почему все так замедленны, а она нет?! Почему Митя не может бежать, а шагает так, как будто только изображает ходьбу?! Как будто напряженно идет против сильнейшего ветра?