Основательным.

Уверенным.

И не только внешне. Он всегда умел произвести впечатление самоуверенности. Но было в его взгляде и что-то другое – что-то игривое, что-то открытое приключению. Это напомнило ей о тех временах, когда они играли в капитана и лейтенанта. Уже очень давно не видела она этого взгляда.

Наблюдать за этим было интересно – и так опьяняюще!

В сущности, перемена была настолько очевидна, что они с мистером Доусоном обменялись коротким вопросительным взглядом.

– Ну, я пошел, – сказал мистер Доусон. – Приятно было повидаться с вами, Уэстдейл. Просто умираю – хочу чаю. Присоединяйтесь ко мне, сделайте милость. – Он вытащил носовой платок и вытер лоб. – Жаль, что Харроу не может. Ваш камердинер составил мне прекрасную компанию на прогулке.

– Рад это слышать, – улыбнулся Грегори. – Я сию минуту приду, вот только вначале дам Харроу задание.

– Конечно, конечно, – пробормотал мистер Доусон и рассеянно улыбнулся, ничем не показав, что ему известна вся история Пиппы.

Пиппа чуть не покраснела. Что почувствовал бы Грегори, если бы узнал, что мистер Доусон в курсе их сомнительной затеи?

И говорить ли ей или все же не говорить Грегори, что она любит его? Что он капитан ее сердца? Что она вступит с ним в любую схватку, что будет рядом с ним всегда и во всем, деля не только радости, но и неудачи и потери? Что будет верна ему до последнего вздоха и будет любить его вечно?

Пришло время решать.

Сейчас или никогда.

Но как понять, промолчать или все же рискнуть?

– Я должен сказать тебе что-то важное, – начал он с подкупающей искренностью, которой Пиппа не слышала от искушенного городского джентльмена по меньшей мере лет десять.

Ей на ум пришло одно чудесное, теплое воспоминание. Как-то раз он вручил ей мешок с дикими яблоками и сказал таким же искренним, серьезным голосом:

– Бросай их во врага. Сегодня это Билли, Робби и Патрик. Не я. Я на твоей стороне.

И тут она поняла, что ей делать. Поняла просто потому, что в этот миг увидела, перед ней прежний Грегори – тот, который был на ее стороне.

– Я тоже должна сказать тебе что-то важное, – перебила она его. – Извини, я буду признательна, если ты позволишь мне сказать первой, капитан.

Их глаза встретились, и ее любовь расцвела еще сильнее. Их связь длиной почти в целую жизнь была тем солнцем и тем дождем, которые требовались Пиппе, чтобы расти.

– Давай, лейтенант, – мягко проговорил он.

– Да, хорошо. – Она натужно сглотнула, собираясь с силами, потому что приняла решение. Она скажет, что любит его. И не просто потому, что после того, как сделает это, ей будет легче уехать в Париж и остаться там. Она делает это, потому что…

Характер – это судьба.

Если у нее не хватит смелости жить искренне, признавшись в своей любви Грегори, каковы бы ни были последствия, значит, поездка в Париж – просто побег.

Но Пиппа не такая.

Она лучше. Много лучше.

– Грегори…

– Да?

Парадная дверь дома широко распахнулась, и из нее высыпала группка людей, все смеялись и болтали.

Какая досада. Как это некстати. Вероятно, признаваться кому-то в любви под деревом всего в каких-нибудь двадцати шагах от чьего-то дома, особенно в разгар приема гостей, не слишком удачная затея.

Пиппа не могла не повернуться и не посмотреть, из-за чего весь этот шум, поскольку это происходило всего в нескольких шагах. Грегори тоже.

Оценка ситуации. Это главное в хорошем солдате.

Там были лорд и леди Тарстон, оба веселые; леди Дамара с надутыми губами, хотя ее окружали несколько дам, которые трещали как сороки, и какие-то джентльмены, которых Пиппа еще не видела. Она предположила, что один или два из них, возможно, тоже архитекторы.

Лорд Марбери вышел из дома следующим, радостно кудахча о чем-то, а потом…

Пиппа резко втянула воздух.

Боже милостивый, это же…

Элиза.

Лорд Морган.

И их ребенок, точная копия Грегори, с черными волосиками и яркими голубыми глазками.

– Сюрприз! – прощебетала леди Тарстон, обращаясь к Грегори. – Приехали ваши старые друзья!

– Со своим малышом, – подхватил лорд Тарстон, вторя энтузиазму своей супруги.

Грегори знал об их пристрастии собирать в своем доме забавный состав гостей, но это уже не смешно…

Это жестоко.

Однако времени на то, чтобы рассердиться, у него не было. Сердце билось так быстро, что он с трудом мог дышать, ибо младенец на руках у Элизы был так похож на него, что он не мог не задаться вопросом: не его ли это ребенок?

Могло ли то их короткое соитие иметь такие последствия?

Ну конечно, могло, а если это так, значит, у него сын.

Сын!

Естественное изумление, которое он испытал, тут же сменилось болью настолько резкой, что она едва не согнула его пополам. Если это правда, то он потерял гораздо больше, чем Элизу и Дугала.

Он потерял сына.

Сына.

Горю его родителей не будет предела.

Его горю не будет предела.

Он вынужден был напомнить себе, что должен держаться прямо, со всей важностью и степенностью, которые пристало демонстрировать будущему маркизу перед лицом того, что для других было всего лишь пикантной ситуацией, но для него, вероятно, самой большой трагедией в жизни – видеть перед собой ребенка, который может быть его сыном, и не иметь возможности признать его таковым.

Грегори заставил себя дышать ровно, вынужденный притворяться спокойным и невозмутимым.

Сын…

– Привет, Уэстдейл, – крикнул ему из толпы лорд Морган со счастливой улыбкой на лице.

Трус. Он чувствует себя в безопасности там, на крыльце, в окружении всех этих людей? Грегори возненавидел его больше прежнего. Дугал будет отцом его мальчика? Если бы в руках был пистолет, Грегори бы с радостью пристрелил его.

Улыбка Элизы была более сдержанной.

– Уэстдейл, как приятно снова видеть вас.

Его потрясла ее внешность. Она стала еще краше прежнего, возможно, потому, что выглядела усталой. Ее лицо, несмотря на новые морщинки, которые появились вокруг глаз, было смягчено материнством.

Любовью.

Потому что было ясно, она любит ребенка, которого держит на руках.

Даже не дождавшись ответа Грегори, она обратила сияющее лицо к малышу, которому не было еще и полгода, уютно устроившемуся у нее на руках.

– Привет, – крикнул им Грегори. Это единственное, что он смог выдавить, и не было смысла притворяться вежливым. Он был холодный. Чопорный.