– Да уж, догадаться, что шутка, сложно было, – проворчала Роза.

– А вот ты лучше объясни мне, почему твоя зазноба на тебя заявление настрочила? У нее что, с чувством юмора совсем плохо? – подозрительно спросил следователь.

– Да психанула она, гражданин начальник! Понятное ж дело, ей приходится одной на семью горбатиться, а тут я со своими шутками…

– Осерчала я, товарищ следователь! – пришла ему на помощь Роза. – Да еще голову немного стрясла – падая, об табуретку ударилась. Ну, думаю, поганец, я тебя проучу. Не думала же я, что вы все так серьезно воспримете.

– А вы помните, что я предупреждал вас об уголовной ответственности за заведомо ложный донос, да и за дачу ложных показаний? – зло спросил следователь.

– Помню, и что?

– А то, что мне придется завести на вас дело, гражданка Пшеничная! Пойдете в изолятор к вашему «мужу»?

– А что, это обязательно? – удивилась Роза. – За что же честную женщину в изолятор сажать? Я что, убила кого иль ограбила?

– Шутейное ж дело, гражданин начальник. Не трогайте Розку! – взмолился Потапов. – Если вы еще и ее посадите, кто будет мне передачи носить? Ноги ведь протянем на казенных харчах.

– Семейка шутников… – разозлился следователь, вскакивая и начиная по своей привычке мерить шагами кабинет. – Прекращай съемку! – скомандовал он сотруднику. – Хочешь, чтобы в суде меня на смех подняли?

– Почему же на смех? – не к месту влезла Дубровская. – Если тихонько прекратить дело, то никто ничего не узнает…

– Тихонько? Да вы, наверное, спятили? – возмутился следователь. И, видимо, только что, вспомнив о существовании адвоката, подозрительно произнес: – Только кажется мне, тут явно не обошлось без вас. Скажите честно, ваша придумка?

– Моя? Да что вы, у меня бы так хорошо не получилось, – замахала руками Лиза.

– Ну, ладно. Мы еще с вами разберемся… – пообещал следователь. – На сегодня все свободны. Разумеется, кроме Потапова. Пока.

– Интересно, – заметила Роза, шагая по коридору вместе с Дубровской. – Как следует понимать это его «пока»? Пока не выпустили Потапова или пока не посадили меня?

Елизавете и самой хотелось бы знать, как понимать слова следователя.

Соседка Тамары оказалась рыхлой брюнеткой лет тридцати. На ее лице, как несмываемая печать, отобразились все пороки разгульной жизни. Главным образом, конечно, обильные возлияния без особого повода. Тем не менее сама себя она считала особой артистической, одаренной и просила, чтобы все ее называли на французский манер – Клэр, между тем как ее паспорт выдавал русский аналог – Света. Дело в том, что еще несколько лет назад она успешно выступала в одном из третьесортных стриптиз-клубов. Но не в силах отказаться от дармовой выпивки, которой благодарные зрители выражали ей свою симпатию, быстро потеряла форму, расплылась и подурнела. Хозяин заведения не мешкая подобрал ей замену – свеженькую, молоденькую девочку, а Клэр оказалась на улице. Помыкавшись в поисках работы по большому городу, Света быстро поняла, что в индустрии развлечений ей больше нет места, и без особых душевных терзаний влилась в ряды жриц любви.

Увидев у себя дома молодого красавца, она вначале оторопела. Дмитрий совсем не походил на мужчин, пользующихся услугами вокзальных проституток.

– Слыш-ка, Том, – спросила она съемщицу, улучив момент, – а кто он такой, а? На клиента вроде не похож.

Тамаре и самой трудно было постичь природу своих отношений с постояльцем. Действительно, жили они вместе, но спали врозь. После того как Дмитрий появился в дверях ее квартиры в образе шикарного молодого мужчины, между ними словно разверзлась пропасть. Тамара испытывала благоговейный страх при мысли, что у них может быть связь. Сам Дмитрий попыток сблизиться не предпринимал, хотя время от времени бросал на девушку долгие взгляды. А теперь вот, пока между ними еще продолжалась игра в «гляделки», появилось новое действующее лицо, способное разрушить хрупкую гармонию зарождающихся отношений.

– Дима – мой дальний родственник, – пояснила Тамара, невесть почему почувствовавшая острую неприязнь к подруге.

– И ты с ним ни-ни? – сделала круглые глаза Клэр.

– Я же сказала, родственник!

– Откуда ж он взялся?

– Понятно, откуда. Приехал в гости. Из Новосибирска, – зачем-то добавила Тамара.

Конечно, в душе она понимала: с ее случайным знакомым что-то не так. Ни на минуту она не поверила его сказке о нападении и пропавших документах. Но жить рядом с красивым мужчиной, разительно не похожим на нечистоплотных, вечно сквернословящих клиентов, было приятно, вот Тамара и предпочитала оставаться в сладком неведении. В конце концов, она была женщиной, и ей хотелось урвать хоть малую толику счастья, пусть и весьма странного.

Клэр же из разговора с подругой уяснила одно – что дорога к сердцу красавчика свободна, и активно начала подбивать к нему клинья. Начала она с пространных разговоров о своей артистической карьере, загубленной происками конкуренток и домогательствами хозяина заведения. О коварном зеленом змие она, конечно же, разумно умолчала. Ее рассказы были полны глупого бахвальства и откровенной лжи, но Дмитрий выслушивал их вежливо, словно воспринимал всерьез. Единственный раз, когда он позволил себе вмешаться в повествование, был давний случай с испорченным сценическим костюмом. По версии Клэр, бирюзовый купальник, расшитый блестками, превратила в лохмотья ее бывшая подруга Нора, с которой они не поделили богатого клиента.

– Как ее звали, Норой? – перебил рассказчицу оживившийся Дмитрий.

– Ну, да. Ее звали Норой, – подтвердила Клэр, озадаченная реакцией молодого человека. Ей-то казалось, что он с трудом удерживает зевоту.

– Кличка такая, да?

– Ты хотел сказать сценический псевдоним? – снисходительно поправила его Клэр. – Нет, представь себе, имя. Хотя оно на самом деле напоминает кличку собаки. Рыжая бессовестная сука!

– Так она была рыжей? – продолжил расспросы Дмитрий.

– Ну да, рыжей. Впрочем, какая разница? Главное в другом. Мерзавка превратила мой костюм буквально в лохмотья. К сожалению, я обнаружила это прямо перед выступлением. Конечно, мой номер отменили, и угадай, кто танцевал вместо меня? Разумеется, она!

– Постой, а она где-нибудь подрабатывала? Я хочу спросить, делала ли она маникюр?

– Ой, боже мой! Ты задаешь такие странные вопросы, – отмахнулась Клэр. – Мне нет дела до того, чем она занималась. Я знаю, что ее недавно убили, но, видит бог, оплакивать ее я не стану. Она заслужила такой конец… Эй, да что с тобой? – удивилась она, глядя на побледневшего Дмитрия. – Ты такой чувствительный. В нашей жизни еще и не такое бывает…

Когда заканчивалась словесная обработка, Клэр обращалась к более сильным способам обольщения. Короткая ночная рубашка, внезапно распахнувшаяся дверь в ванной («Ой, а я думала, что ты уже ушел!») – должны были подействовать непременно. Но то ли молодой человек был стеснителен, то ли она была не столь искусна, дело не сдвигалось с мертвой точки. И вот однажды утром, пользуясь отсутствием Тамары, Клэр забралась к нему в постель. Ее расчет был прост, как стратегия великого полководца: взять противника в его логове тепленьким и ошалевшим от внезапного натиска.