Мой друг Эдгар Бронфман, филантроп и ревностный приверженец иудаизма, написал книгу Hope, Not Fear: A Path to Jewish Renaissance[97] («Надежда, а не страх: путь к иудейскому Ренессансу»), в которой призвал иудаизм отойти от его прошлого, от страха, и устремиться к будущему и надежде. Миссия иудаизма, по его мнению, – не уберечь иудаизм, а построить человеческое сообщество. Евреи могут сделать это, продолжает он, если перестанут лелеять раны своей зачастую горькой истории и вместо этого, пользуясь опытом своих страданий, обратят его в помощь всем, кого притесняют за веру или за то, кем являются притесняемые. Эдгар уловил суть того, как должна действовать каждая религиозная группа, начиная от авраамических религий – иудаизма, христианства и ислама, – и распространять чувство единства со всем людским родом, а в конечном итоге – со Вселенной в целом. Цель любой религии – не подготовить нас к вступлению в следующую жизнь, а призвать жить сейчас, любить сейчас, быть сейчас, и таким образом прочувствовать, что значит быть частью вечной жизни, любви без преград и человечества, наделенного всей полнотой самосознания. Это дверь к вселенскому сознанию – то, что сейчас означает для меня слово «Бог». Это мой путь, и, как я теперь убежден, это всеобщий путь к смыслу жизни, который заключается в вечности. Он начинается, когда мы выходим за пределы религии, в которой прячемся; когда начинаем мыслить и в конечном итоге быть. Он подразумевает выход за рамки к целостности, из ограниченного сознания – к вселенскому сознанию, от Бога, который является «иным», к Богу, который есть всё. Это последний этап данного процесса. Вот о чем пойдет речь далее.

Пришло время ясно изложить мои заключения. Я попытался поместить вопрос вечной жизни в новый контекст. Рассмотрел религию как сферу, в которой род людской с давних времен искал ответы. Отказался от двух первичных предпосылок религии: во-первых, от идеи о том, что Бог – иная, сверхъестественная сущность, способная сделать для меня то, что я не могу сделать для себя сам – формулировка, означающая для меня необходимость добиваться благосклонности Бога; и во-вторых, от представления, по которому человек, наделенный самосознанием, обособлен от сверхъестественного существа и для преодоления этой обособленности необходимо некое искупление. В эти две предпосылки мы, как индивиды и как вид, вкладывали надежду на то, что у жизни есть высший смысл, ясная цель и возможность вечности. Однако эти предпосылки не смогли выдержать испытание пополнением и расширением наших знаний. Альтернативы не внушают оптимизма. Мы можем отказаться признавать, что предпосылки, лежащие в основе нашей религиозной системы, в корне неверны, и жить в этом состоянии отрицания. Такой путь неизменно присутствует в мире религии. Не желая его выбирать, мы можем согласиться с тем, что религия всегда была иллюзорной, относилась скорее к поискам защищенности, а не истины, и приготовиться отказаться от нее, ответить за последствия и осознать тот факт, что мы – не более чем случайные существа в случайной вселенной. Затем нам придется вступить в мир нового человечества – в мир без религии. Вот тогда-то мы и будем вынуждены прийти к выводу, что цель, которую мы придаем жизни, смысл, который вкладываем в нее, и надежда на загробную жизнь, – всего лишь набожная мечта детства нашего человечества, мечта, от которой теперь, в нашей новой зрелости, мы должны отказаться. Многие считают эти рабочие гипотезы единственной реальной альтернативой бессмысленным, иррациональным отрицаниям, присущим фундаментализму.

Я стремился обрисовать новую возможность. К ней относится колоссальная по масштабам смена парадигмы. Она признает и величие, и потенциал человечества. В конечном итоге, она направляет нас к новому определению, что такое жизнь, и к переосмыслению почти всего, что мы когда-либо предполагали о Боге. Я пришел к этим новым концепциям не путем отрицания моих вчерашних религиозных убеждений, а превзойдя их. Воспринимать Бога я начал совершенно по-другому: как часть вселенского сознания, к которому отношусь и я сам.

Мне кажется, путешествие, которое я совершил, чтобы достичь этой точки, должны совершить мы все. Надеюсь, я достаточно точно его описал. Уникальный для человека дар знаний и свойственная ему невероятная способность обдумывать и исследовать смысл жизни дают нам возможность проникнуть туда, где лишь немногие бывали прежде, выйти за наши человеческие пределы и наконец прикоснуться к вечному. Могу сказать, по крайней мере за себя: только когда я начал понимать, что этот путь – просто очередной этап путешествия человечества, которое началось, когда первичное сознание наконец достигло уровня самосознания, я наконец полностью принял мысль о том, что религия была и остается всего лишь стадией, которую нам предстоит миновать. Нашим заблуждением было не содержание религии, а предположение, будто в некой религиозной традиции мы сможем прийти к конечным ответам жизни. Нам пришлось жить в страхе, что отказ от этой иллюзии произойдет прежде, чем мы разгадаем подсказки, полученные благодаря нашему новому самопознанию. Наша высшая участь – не религиозность, как мы некогда считали, а способность в полной мере быть людьми. Религия, эта человеческая деятельность, которой мы когда-то вверили свою судьбу, теперь оказывается лишь одной из жизненных стадий, и через нее пролегает путь к открытию нашей судьбы. Человечество не одиноко, как мы когда-то думали, не обособлено от Бога и потому нуждается в спасении. Мы постепенно сознаем, что мы – часть того, чем является Бог, и что мы едины со всем, что есть Бог. Внезапно для меня обрело смысл знание о том, что древнее имя Бога, встречающееся в иудаистских священных писаниях, – часть глагола «быть». Бог, великое «Я Есмь», сливается с заявлениями «я есть», которые каждый из нас должен сделать на своем пути к самопознанию.

Судьба человека – пройти сквозь пугающее и ограничивающее, чтобы открыть трансцендентное и бесконечно реальное. Нам пришлось пройти через этап самосознания, чтобы открыть вселенское сознание. Пришлось пройти через ограниченное временем, чтобы найти безвременное. Это было необходимо, чтобы мы могли заявить о себе, как составляющей того, что есть Бог.

Только здесь мы чувствуем, что наша ограниченность, наша конечность наконец отступают перед бесконечностью; что Земля – это двери на небеса; что человек может быть преображен и преображается в божественное. Здесь начинают исчезать все религиозные символы, необходимости в которых больше нет. Религия была просто ареной, где в муках рождалась скрытая часть моей человечности. Нет, я не стану ее порочить и чернить. Религия для меня – практически то же, что и закон для Павла, по его собственным словам: учитель, благодаря которому он стал чем-то большим, чем был ранее. Теперь мне известно: я не только должен был пройти религиозным путем, – чрезмерные притязания, которые мы так часто высказываем в защиту нашей религиозной «истины», в конечном итоге должны быть преодолены во имя нас самих и, дерзну добавить, во имя Бога. Это преодоление стало прелюдией к новому осознанию.