Он напрягся из последних сил, но в глазах потемнело. Опасаясь, что противник воспользуется его слабостью, он притормозил двигателем, сбросив газ.

Сразу стало легче, в глазах посветлело. «Где Фадеев? – подумал он, едва опять стал видеть. – Мой бог! Да он уже почти на моем хвосте! Уходить! Немедленно!»

Русский несколько приотстал, но позиции не изменил. Крупински был известен в люфтваффе своей азартностью и агрессивностью. Вот и на этот раз его буквально распирало от злости, но внутренний голос опытного бойца уже шептал: «Уймись, на виражах ничего не получится. Нужно придумать что-то другое. Но что? Перейти с горизонтального маневра на вертикальный? Это не так просто сделать. Фадеев гораздо умнее, чем я думал. Он тут же воспользуется переходом и займет выгодную позицию. Значит, остается вариант с Буби. Другого выхода нет».

– Буби, ты готов? – прохрипел он в микрофон.

– Готов, Пунски, готов! Куда ты пропал? – послышался взволнованный голос Хартманна.

– Я иду на вертикаль! Атакуй!

Не выводя самолет из виража, Вальтер перевернул его вверх животом и направил выше Фадеева. Рывок! На этот раз русский подвоха не уловил. Он мастерски ускользнул и тоже, перевернув свой истребитель, стал подбираться к противнику сзади.

Лучшего положения для Эриха нельзя было придумать. Он атаковал с мертвой зоны, со стороны живота, пока ведомого Фадеева связывала пара Ори Блессина, и тот, естественно, помочь не мог.

– В яблоко! – воскликнул Хартманн и свечой пошел вверх.

«Кобра» какое-то мгновение продолжала по инерции полет, потом нехотя перевалилась на крыло, а затем в беспорядочном падении закувыркалась к земле.

Крупински соединился с Хартманном. Круто снижаясь, они старались не упустить из вида падающий самолет. Уж очень хотелось увидеть, как он врежется в землю.

Когда до земли оставалось совсем немного и «мессершмитты» начали выходить из пикирования, «кобра» неожиданно выровнялась и на бреющем потянула домой.

– Буби, он жив! – крикнул Крупински. – Атакуем! – Они резко развернулись для атаки, но и Фадеев не дремал. Пока они разворачивались, он пошел на вынужденную посадку и посадил машину на «живот».

Пара «мессеров» с ходу ударила трассами по неподвижному самолету, намереваясь его поджечь. Набирая высоту, Хартманн оглянулся и увидел, как черная маленькая фигурка выбралась из кабины на крыло бессильно распластавшейся «кобры».

– Вальтер! Он жив, выбрался из кабины, – доложил командиру эскадрильи Хартманн.

– Понял! Делаем еще заход!

Они вновь резко развернулись и еще раз спикировали. На этот раз они стреляли по темной фигуре летчика, лежавшей на земле, неподалеку от самолета. Видно было, как пушечная трасса рассекла лежавшего и пошла дальше, вздымая на земле фонтанчики пыли.

– Все! Идем домой!

После приземления Крупински выбрался из кабины совершенно мокрый, словно побывал в бане.

– Ну что, будем обмывать сегодня победу? – улыбаясь, спросил Хартманн.

– Скорее день рождения, – с измученным видом ответил Крупински.

А вечером, когда они в очередной раз набрались шнапса, Вальтер, с трудом ворочая языком, стал разъяснять молодым:

– Ребята, вы еще не знаете, что это такое – попасть противнику в прицел. Чувствовать – вот-вот он тебя разнесет. Такое ощущение, скажу я вам, словно впадаешь в кому. Кажется, будто в твоем мозгу зажигают спичку и она горит прямо в черепной коробке… Мозги плавятся от нестерпимой боли, приходится призывать все силы, чтобы удержать контроль над собой, над собственным рассудком… Пока борешься, сжимаешь изо всех сил сердце в кулак, да так, что белеют кончики пальцев на ручке… Э-э, да что там говорить, давайте еще выпьем…

Приближался праздник 1 Мая. Замполит полка Погребной и его заместители наметили ряд праздничных мероприятий, собирались послать с докладами в ближайшие станицы своих лекторов.

Двадцать восьмого апреля в полку прошло праздничное построение, на котором командование полка – Исаев, начальник штаба и замполит, поздравили коллектив с приближающимся праздником. Затем начштаба зачитал приказ о присвоении летчикам очередных воинских званий.

С начала 1943 года партия и правительство Советского Союза предприняли ряд поощрительных мер в отношении военнослужащих. Указом Президиума Верховного Совета СССР вводились новые знаки различия для личного состава Красной Армии – погоны, для высшего комсостава устанавливались воинские звания – маршал авиации, маршал артиллерии, маршал бронетанковых войск.

Позже были приняты указы, упрощавшие систему награждений отличившихся орденами и медалями и присвоение воинских званий. Право награждать от имени Президиума Верховного Совета было предоставлено военачальникам вплоть до командира дивизии.

Наконец торжественная часть закончилась и подали команду «Вольно. Разойдись». Летчики дружно потянулись поздравлять Покрышкина – ему присвоили звание майора.

– Поздравляю, товарищ гвардии майор! – рокотал Фадеев, тиская друга в могучих объятиях. – Я думаю, скоро будем тебя опять поздравлять.

Вадим намекал на звание Героя. В полку уже знали, что на Покрышкина и ряд других летчиков направлено вверх представление к званию Героя Советского Союза.

– Поздравляю и тебя от всей души, Вадим! – улыбнулся Саша.

Фадееву присвоили звание капитана.

– Дельный указ издали, так, глядишь, я к концу войны и полковником стану! – шутил довольный Фадеев.

– Конечно, станешь, только если дельно воевать будешь, – не удержался от соблазна поддеть друга Покрышкин.

– А что, я худо воюю?

– Хорошо, но безалаберно, а порой просто по-мальчишески, если хочешь знать…

– Как это?

– Ну что это, как не мальчишество: затеяли с Трудом на пару охоту на «мессершмитта». Фадеев внизу гоняет немца как зайца короткими очередями, а Труд под облаками ждет, когда фриц с перепугу выскочит на него. «Сейчас он пойдет к тебе. Лови!» – передает по рации Фадеев. И точно, «мессер» делает горку, уходя от Фадеева, и попадает в прицел к Труду. Цирк, не правда ли?

– Ну ты скажешь! – застеснялся Фадеев, пойманный с поличным.

– А чего тут говорить? Труд сам мне хвастался. Нехорошо это! Ты ведь старший, более опытный. Война – это работа, серьезная и опасная, тебе ли это не знать?! А такое ухарство вам может дорого обойтись. Ну представь себе, если бы сверху к Андрею подошла пара «охотников». Пока вы развлекались с глупым «мессершмиттом», по всей вероятности, с молодым пилотом, они бы всадили в Труда лишь одну очередь, и нет Труда! Не обижайся, Вадим. Слышал на построении, скольким ребятам присвоили звание, а их уже нет в живых. Война, брат, жестокая штука. Вон сталинградец, – Покрышкин кивнул в сторону стоявшего рядом выпускника Сталинградской школы пилотов Виктора Никитина, – тоже из своей группы один остался, а остальные?