— А может и нет, — уже добавляет Дунька, лукаво улыбаясь.

— Ну, ты конечно и горазда давать, мать! — высказывается Фролова. — Пропала на неделю, а потом оказывается что у неё любовь-морковь.

— Откуда вы все…

— Сонь, меня Белов попросил тебе передать, — Дунька лезет в клатч, достаёт оттуда белое письмо и протягивает мне.

Зачем, скажите мне, Белову писать мне письмо? Что вообще происходит?

— А его попросил Демьян.

Оседаю на кресло, с которого вскочила, сжимая в руке письмо.

Зорин написал мне письмо?

Смотрю на свою руку и не могу поверить.

Он же сказал… И ушёл так. Ефимовой назвал, счастья пожелал… Впрочем, Зорин всегда такой темпераментный и вспыльчивый.

— Сонь, — Варя дотрагивается до моего плеча, — мы пойдём. Думаю, тебе нужно побыть одной.

— Ну, я тоже хочу почитать! — Улька надувает губы, но все же под суровые взгляды девчонок обнимает меня и плетется к выходу.

Они оставляют меня одну.

Десять минут. Остаётся десять минут.

Дрожащими руками разрываю письмо, из которого мне на платье тут же падает кольцо.

Ошарашенно прикладываю руку ко рту.

Господи, что в этом письме?

Беру кольцо в руку, а сама разворачиваю лист.

«Соня, с тех пор как ты меня долбанула чашкой по башке, я не могу перестать о тебе думать. Надеюсь, кроме тебя это письмо никто никогда не прочтет, иначе за мной навечно будет закреплена репутация «каблука». Я совсем не романтик, не умею красиво разглагольствовать о любви и давать клятвы, но я знаю, что я тебя люблю, Павлова. Люблю, хоть ты меня бесишь и взрываешь мой мозг.

Мы провели вместе не так много времени, но это больше чем когда-либо, что у меня было. Ты просила меня уйти, и я ушёл, но я не могу тебя отпустить. Не могу и не хочу.

Когда я представляю рядом с тобой другого мужчину, мне хочется сделать себе трепанацию мозга, чтобы избавиться от этого образа.

Возможно, я спешу… Но я хочу дать тебе то, что не давали другие. Выбор.

Это обручальное кольцо. Ты не ошиблась.

Я прошу тебя стать моей женой. Ты для меня не просто друг, как ты могла подумать. Ты моя женщина. Женщина, которую я хочу взять в жены и стать ей достойным мужем.

Нас ждет Лас-Вегас и Элвис Пресли, чтобы расписать.

Жду тебя в три в аэропорту ***.

С любовью и надеждой, твой злой и плохой Тролль.»

Когда я дочитываю письмо, слезы уже градом текут по лицу.

Зорин… Боже!

Сжимаю кольцо в руке и пристально на него смотрю.

— Соня! — заходит отец, отчего я дергаюсь и суматошно прячу письмо. Он не обращает внимание. И, слава богу! А мои слезы, наверное, принимает на свой счёт. — Пора.

Кольцо все так же прожигает мою ладонь, пока оставшиеся минуты мне расправляют шлейф платья, подправляют макияж и что-то счастливо щебечут.

— Пора, дочь, — вздыхает отец, беря меня под руку.

Перед нами открывают двери высотой с три метра. Под звуки оркестра я иду ни живая, ни мертвая, точно на казнь.Ефимов лыбится, а я не могу даже изобразить улыбку, хоть отец и повторяет несколько раз: «Улыбнись».

Мы подходим к арке, где отец передаёт меня в руки жениху.

— Сегодня в этой торжественный день мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями зарождения… — начинает ведущая.

Она что-то долго лепечет, но до меня доносятся только обрывки.

— Согласны ли вы, Ефимов Борис Михайлович, взять в законные жены Павлову Софью Андреевну?

— Да, — чётко и уверенно отвечает он.Согласны ли вы, Павлова Софья Андреевна, взять в законные мужья Ефимова Бориса Михайловича?

Наступает тишина.

Господи, что я творю?!Я что действительно собираюсь за него замуж? За этого человека, когда меня ждёт мой любимый? Отец прав. Я дура набитая!

Ефимов больно сжимает мою руку, поторапливая, но я вырываю её, кидаю букет и уверенно изрекаю:

— Нет.

По залу проходит шёпот, «охи» и «ахи». Служащая загса сконфуженно улыбается.

— Нет. Не согласна, — повторяю и разворачиваюсь. Срываю побрякушки и кидаю Ефимову, а затем, подобрав тяжёлое платье, сбегаю.

Я выхожу за территорию полная свободы. Отец уже бежит за мной, но тут как тут ко мне подъезжает машина. В ней Белов.

— Садись!

— Софья, не смей! — орёт, как прокаженный отец. — Ты мне больше не дочь! Я тебе этого никогда не прощу!

— И не надо! — кричу в ответ, залезая в машину. — Сам носи стакан воды этому старому извращенцу!

Машина срывается с места, и мы уезжаем. В моей руке по-прежнему кольцо, которое я тут же надеваю на палец.

— В пакете одежда. У вас с Дунькой вроде один размер, — говорит Герман.

— Что? — переспрашиваю.-

— А ты хотела как в мыльных операх? Чтобы прямо в свадебном платье припереться в аэропорт? — усмехается. — Переодевайся.

В аэропорт я приезжаю уже без фаты, роскошного платья и тысячи подъюбников.

— Удачи, Павлова! — желает мне напоследок Герман, когда проводит через зал.

— Спасибо, — улыбаюсь и, кивнув, он уходит.

Я замечаю его сразу. Он стоит и улыбается, потому что смотрит на меня.

Руки вальяжно держит в карманах, пока я к нему приближаюсь.

— Я здесь.

— Я вижу, — опускаются его руки на мои щеки, а затем он притягивает меня для влажного долгого поцелуя. — Если ещё раз, Зорина, ты будешь трахать мои мозги, клянусь, я буду трахать тебя пока на вытрахаю всю дурь.

Да. Он точно не романтик.

Эпилог

Оказывается, можно быть счастливой невестой.

На нашей импровизированной свадьбе нет гостей, нет оркестра, нет стола, который ломится от закусок. Только мы вдвоём. Я в белом легком платьице в пол и мой жених в белой рубашке, джинсах и кроссовках. У меня скромный букетик из роз, а ещё у нас есть бутылка шампанского.

— Объявляю вас мужем и женой! — торжественно произносит Элвис и начинает петь, а мы целуемся.

Взрывается бутылка шампанского, несколько фото, вот и вся свадьба.

Впрочем, имеет ли это значение? Какая разница, как делать свадьбу? Ведь брак — это желание людей разделить одну жизнь на двоих. Это не торт в несколько ярусов, это не пышное неудобное платье, это не тысяча приглашенных гостей.Чтобы пожениться нужно только два человека и их желание. Я ни капли не жалею. И сейчас счастлива