А во-вторых, если «Хронограф» мы не считаем объективным свидетельством эпохи, то как быть тогда с Никоновской летописью? Ее-то мы признаем как главный источник сведений о Кузьме и его деяниях. От которого и отталкиваются все писатели-исследователи.

Но на деле получается, что мы и Никоновской летописью пренебрегаем, потому как используем ее весьма произвольно. А ведь в ней, в Никоновской летописи, роль и значение Кузьмы прописаны совершенно четко. Везде и всюду говорится: Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский совместно руководили освободительным движением, все важнейшие решения принимали совместно. Все грамоты во все края писали и подписывали совместно. Они вдвоем назначали воевод и посылали князей с ратниками в города…

«Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма посла к Ярославлю князь Лопату Пожарского…»

«Думав с Кузмою и дата им воеводу князь Романа Гагарина…»

«Князь Дмитрей же Михайлович и Кузма отпустиша князь Романа Петровича в Суздаль, а сами поидоша в Ярославль…»

«Князь Дмитрей же и Кузма тако же писаша под Москву, что… идут под Москву им на помощь, на очищение Московского государства».

И так далее.

И противная сторона воспринимала Кузьму как вождя и вершителя (их!) судеб.

К примеру, знатные бояре, засевшие в Кремле вместе с поляками, боясь штурма, решили спасти своих жен. И обратились с просьбой… Каково им, родовитейшим из родовитых, на царский трон претендовавшим, спесивейшим из спесивых, было просить мясного торговца о милости к их женам — можно только догадываться. Летописец излагает беспристрастно:

«Бояре же… послаша ко князю Дмитрею Михаиловичу Пожарскому и к Кузме… чтобы пожаловали их, приняли без позору».

Вот так! А вы говорите: казначей, деньги собирал…

То время удивительно точно названо Смутным. Смута в стране, в умах, в сердцах. Трудно понять, что происходит, кто с кем, кто друг, а кто враг. Мы до сих пор не разобрали, а каково было современникам?

Чтобы представить смутность и мутность давних лет, нам достаточно вспомнить события с начала перестройки до наших дней. Сейчас мы уже понимаем, что в итоге эти путчи, антипутчи и штурмы оказались большой разборкой среди своих — бояр из советско-российской партийно-чиновной номенклатуры. Мы, людишки, служили массовкой. Были материалом или аргументом. Вполне искренне и по своей воле. По идее. По душевному порыву! Кто-то защищал Белый дом и Ельцина от «коммунистических танков» в 1991 году. Кто-то уже в 1993 году защищал тот же Белый дом уже от «демократических танков» Ельцина. Но и те, и другие остались при своих. Как и были. И даже гораздо хуже. Так ведь? А вот у тех, кто вел нас туда и сюда, ни один волос ни с одной головы не упал и ни один рубль не пропал! Да, кто-то отстранен от высшей власти, но все — вполне благоденствуют. В отличие от нас.

То же самое было и тогда. Боярские разборки. И тоже ни один волос с их голов не упал. Разве что Ивана Заруцкого посадили на кол — так Заруцкий в той княжеско-боярской московской камарилье вообще чужак, пришелец с Дона, казачий атаман, смутьян и беспредельщик. Его бы в любом случае замочили. Не те, так другие или третьи. Ну да, еще четырехлетнего сына Марины повесили. Очевидно, что бояре-советники юного, только что избранного царя Михаила Романова заранее решили, что младенца непременно надо убить, потому что живой сын Марины — будущая угроза и будущая смута, так как в любое время может объявить себя «законным царем», сыном «законного царя Дмитрия». Его казнь — политическая необходимость и неизбежность. И убить его следовало не тайно, а публично, чтобы никаким новым лжедмитриям веры не было. Вот так завершилась десятилетняя смута на глазах народа, у Серпуховских ворот Москвы, когда из Астрахани привезли атамана Ивана Заруцкого и Марину Мнишек с дитем…

Боярские разборки. Вначале бояре во главе с Шуйским и Мстиславским при помощи Лжедмитрия поднялись на Годунова. Потом убили Лжедмитрия и поставили Василия Шуйского. Тотчас же началась смута против него. Иван Болотников не на пустом месте возник: крестьянский вождь Болотников был воеводой у князя Григория Шаховского — ярого врага Василия Шуйского… Затем те же бояре затеяли мутный хоровод вокруг «тушинского вора» Лжедмитрия II. Затем отвернулись от «тушинского вора», свергли Шуйского и позвали на московский престол польского королевича Владислава. И все эти годы гуляли по стране казачьи ватаги Хлопка, Илейки Муромца, Ивана Болотникова, Ивана Заруцкого — и Русь утонула в крови и разрухе.

И что в итоге? Невинного младенца повесили. Нашли виновника всех бед…

Я не провожу прямые параллели с недавними днями нашей смуты, я говорю о том, что принцип примерно один. А тогда, конечно, было гораздо страшнее, сложнее, смутнее. Потому хотя бы, что противоборствующих лагерей было несколько.

Ну, с поляками и войсками великого литовского гетмана Ходкевича ясно — противники. А как быть с Трубецким и Заруцким? Они оба позавчера служили «тушинскому вору» самозванцу Лжедмитрию II, были пожалованы им в боярское звание. Вчера — целовали крест на верность самозванцу Сидорке — «псковскому вору», Лжедмитрию III (был и такой!). А сегодня они — в народном ополчении? Хорошо даже, что Заруцкий предал ополчение и ушел к Марине Мнишек под Коломну и далее на юг. Хоть под Москвой не вносил смуту. А вот казаки князя Трубецкого вроде теперь на одной стороне с Мининым и Пожарским. Однако Минин и Пожарский никогда не ходили на совет в лагерь Трубецкого — боялись, что казаки их убьют. Хороши союзнички, да? Так ведь у казаков Трубецкого были свои интересы, отличные от интересов нижегородского и других ополчений. В основном насчет того, как пограбить. В самые решительные минуты казаки отказывались идти в бой, грозились вообще уйти из-под Москвы, если им не заплатят. Дошло до того, что им в залог денег вынесли церковное золото. Правда, тут некоторые казаки слегка устыдились… Но — слегка. Когда Пожарский велел не трогать боярских жен, вышедших из осажденного Кремля, казаки взбунтовались и решили убить князя Дмитрия за то, что не дал пограбить боярынь…

Везде, во всех лагерях были свои — бояре, так сказать, соль земли русской, тудыть их растудыть. И с поляками в Кремле, и у Заруцкого, и у Трубецкого, и у Минина с Пожарским. И многие и многие за эти десять лет Смутного времени не раз переходили из лагеря в лагерь — по мере обстоятельств. Их называли — «переметная сума». Как тот же первейший из первых, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. А теперь он, значит, союзник Пожарского и Минина, тоже за «очищение Московского государства»? Так ведь он гораздо значительнее Пожарского. И держался, вел себя соответственно. И ему тот же Пожарский оказывал почести соответственные. Мало того, Трубецкой потом на Земском соборе претендовал на царский трон. Из корешей «тушинского вора» в законе — да в русские самодержцы! Однако царем не стал, но при дворе был возвышен поболе многих. И никого это тогда особо не смущало.

Вместе с тем же Дмитрием Трубецким при дворе «тушинского вора» состояли патриарх Филарет (отец будущего царя), Салтыковы, Годуновы, Плещеев, Масальский, Вельяминов… Потом они кинулись к польскому королю Сигизмунду — королевича Владислава на русский трон позвали. Где они, с кем они сейчас — кто разберет…