В ноябре 1357 года хан Берди-бег восстановил прежний размер освобождения церкви от налогов. Он отказался от исполнения роли апелляционной инстанции и возложил решение соответствующих вопросов на митрополитов.

Хан Азиз[277] подтвердил действие данной грамоты своим указом, текст которого не сохранился. Но он должен почти дословно совпадать с более поздним указом хана Тулук-бека (Тулунбека)[278]. По крайней мере, об этом ясно говорится во введении к короткому изданию собраний ярлыков. О более поздних ярлыках относительно освобождения от налогов и сборов, выпущенных во времена ослабления владычества Орды на Руси, сведений не сохранилось. Но они вряд ли издавались, иначе церковь хранила бы их так же бережно, как и прежние.

Ввиду такой позиции ханов русская церковь не была настроена против татар. В отличие от греческого митрополита Максима[279], умершего в 1307 году, который переносил свою резиденцию из Киева подальше от центра татарского государства сначала в 1299 году во Владимир, а затем в Новгород, проследовав через Брянск и Суздаль, ортодоксальная (православная) церковь длительное время оставалась по отношению к ханам лояльной. В результате во времена чужестранного владычества ей удалось сохранить самобытность русского народа.

Однако такая позиция не мешала русской церкви проводить молебны против татар. В народных же сказаниях того времени, где ханам приписываются враждебные христианам намерения, которых на самом деле у них не было, явно прослеживается антитатарская тенденция. Здесь достаточно упомянуть хотя бы «Повесть о разорении Рязани Батыем», приведенную Измаилом Ивановичем Срезневским[280].

Но это не сказывалось на официальной позиции церкви, а сама политика татар в отношении религии являлась важной опорой ее власти. При таком подходе нет ничего удивительного в том, что ханы использовали высоких духовных лиц для выполнения дипломатических поручений. Так, епископ Феогност в 1279 году по поручению митрополита Кирилла и хана Менгу-Тимура ездил к императору Византийской империи Михаилу VIII и патриарху Константинопольскому с письмами и подарками. О первых двух его поездках ничего не известно. Высших церковных сановников призывали также в Орду для исполнения доверительных миссий, как, например, в случае излечения заболевшей супруги хана. Татары вообще не чинили препятствий русским священникам в их поездках.

В ходе экономического и политического развития татарского государства было вполне естественно, что русские во все большем количестве на короткое или длительное время останавливались в Сарае. Об этом свидетельствуют найденные там во время раскопок различные предметы культа, как, например, маленькие нательные крестики с надписями на русском языке. Русские создали в Сарае православную общину, и уже в скором времени в 1261 году в столицу Золотой Орды православным епископом был направлен Митрофан[281]. С того времени этот пост в Сарае почти всегда не пустовал.

Насколько нам известно, государственные ограничения церкови не коснулись. По всей видимости, это связано с тем, что тогда православие, скорее всего под давлением обстоятельств, не вело миссионерской деятельности среди татар. Но на длительное время свою притягательную силу оно при этом не утратило.

Ранее уже говорилось, что на протяжении столетий православие нашло своих последователей среди самых различных слоев татарского народа. Иногда церковь могла оказывать на ханов и политическое влияние. Так, однажды митрополит Фотий[282] отправился в Орду и уговорил хана не совершать набег на Русь.

Совсем иначе обстояли дела с Римско-католической церковью. Римские папы всегда относились к Сараю как к чисто внешнеполитической проблеме. Религиозной она являлась весьма условно. Они стремились создать в Кыпчаке множество поселений из иностранцев. Попытка же приобщить татар к христианской конфессии, о которой они ничего не знали, могла иметь чисто политическую подоплеку.

К началу миссионерской работы обстоятельства сложились таким образом, что кюре искали в новообращенных в первую очередь помощников в борьбе с мусульманами. Более поздние события показали, что их политические ожидания связывались главным образом с поддержкой рушащихся государств крестоносцев в Иране.

Начиная с 1260 года папская курия в своих усилиях вынуждена была учитывать, что Золотая Орда и империя ильханов на протяжении десятилетий враждовали друг с другом и что Сарай находился в союзнических отношениях с заклятым врагом крестоносцев Каиром. Поэтому чем глубже папы развивали отношения с Тебризом, тем сложнее становились их позиции в Сарае. Именно с этим обстоятельством связаны большие перерывы между засылкой туда их миссионеров.

Таким образом, то, что отношения папской курии с ханами Золотой Орды ограничивались в основном религиозной сферой, объясняется в известной степени политическими соображениями ханов, не дававшим возможность использовать религию в интересах политики Римско-католической церкви.

Установление контактов началось давно, еще тогда, когда 15 июня 1253 года Сартак принял у себя Вильгельма фон Рубрука, а папа римский Иннокентий IV 29 августа 1254 года отправил в Орду посольство с поздравлением якобы в ответ на отправку к папе Сартаком некоего священника Иоанна, чего на самом деле никогда не было. Примерно в это же время в Сарай отправилась миссия доминиканцев[283] с задачей поработать в окружении Сартака. Однако, судя по всему, их миссия провалилась. При взглядах, которых придерживался Бату, в этом нет ничего удивительного. Заявления Вильгельма о том, что спастись смогут только христиане, вызывало у хана и его окружения непонимание и насмешки.