Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примеры «восстановления из пепла» дают заключенным стимул и веру в возможность счастливого будущего. И в то же время они понимают, что все зависит от них самих, от силы воли и характера.
Не всем, вышедшим из лагерей, хватает сил, поддержки, помощи наладить свою жизнь. Но это возможно. Среди них много талантливых и, как ни странно это прозвучит, порядочных людей. Наша поддержка и понимание способны вернуть их в нормальную жизнь, нашу общую жизнь.
Кто кого поддерживает
Много лет я была руководителем. Я привыкла, что ко мне приходят за советом и помощью. Попав в тюрьму, а затем в лагерь, я продолжала помогать людям, как могла. В то же время все эти годы мне помогали те, кто был вокруг меня.
Через три года после ареста, находясь в лагере, я подала документы на условно-досрочное освобождение. Условно-досрочное возможно после отбытия половины срока наказания. После освобождения необходимо дважды в месяц отмечаться в Службе пробации до окончания срока.
Прокуроры приезжали до суда дважды. Вопрос был один: «Как вы будете платить иск в 560 миллионов тенге?».
— Я ничего не похищала. Поэтому платить я ничего не буду.
Суд меня не освободил.
Я пришла в класс. Хотелось плакать. Но было время урока. Ученицы пришли, уселись на свои места:
— Мы пришли просто посидеть с вами.
Мы посидели, о чем-то поговорили. Пришло время вечерней проверки. Потом ужин. Затем вечерний урок. Думаю, ладно, перед сном пойду гулять по кругу, будет уже темно, так и поплачу.
Вышла после урока гулять. Через сто метров после начала прогулки моя ученица из медицинской части вышла с работы и присоединилась ко мне гулять. После часа прогулки на свежем воздухе плакать уже не хочется.
Когда я болею, обычно я не пью лекарства. Сон и чай с малиной — мое обычное лечение, но однажды летом, почувствовав начало простуды, я решила выздороветь быстро. Не прочитав инструкцию по дозировке, я быстро приняла несколько таблеток антиангина и отравилась.
Сижу на кровати. Мне плохо. Девочки окружили меня:
— Что с вами? Что вам принести?
— Ничего. Я хочу на улицу, но меня знобит. Я, наверное, умру.
— Не умрете. У вас же есть мы! — это моя всезнающая Сашка.
— Медленно выпейте две бутылки воды, засуньте в рот два пальца. Вас вырвет. Потом выпейте пол-литра чистой воды, иначе у вас будет обезвоживание, — инструктаж Саши.
— Я пойду на улицу.
— Я пойду с вами.
— Нет, лучше я одна.
— Хорошо, я вас позже проведаю.
Беру литровую бутылку воды. Думаю, хорошо бы осилить хотя бы литр. Спускаюсь по лестнице вниз. Сажусь на лавочку в нашем дворике. Выпиваю литр. Засовывать пальцы в рот нет необходимости. Бегу к дереву. Из меня выходят все таблетки. В здание идти не хочется. Ложусь на лавочку, благо она стоит в углублении, и администрация ее не видит.
Спускается Саша:
— Как вы?
— Нормально. Спасибо тебе.
— Прохладно, идите наверх.
— Полежу немного, потом поднимусь.
— Смотрите, не заболейте…
Моя ученица Женя, которая заговорила на английском через год упорных занятий, работала на фабрике швеей. Там же она разводила цветы в самодельных горшках. Она подарила мне герань на 8 Марта и перец чили в горшке на день рождения.
Как-то придя утром в класс, я почувствовала запах свежих огурцов. Была зима, поэтому я удивилась, и решила, что, наверное, кому-то привезли огурцы. Но запах стоял и на следующий день. Тогда я заметила мелкие цветочки на зеленых стебельках — оказалось, это цветет и пахнет перец чили. Потом появился сам перчик. И это было удивительно: стоило мне простыть, всегда в горшке вырастал новый перец чили. Я его срывала, брала с собой в столовую и ела с супом.
Когда я только приехала в лагерь, меня рассматривали с ног до головы. Многие подходили и говорили:
— Мы за вас, держитесь!
Все эти годы заключенные передавали мне приветы от своих мам, тетей, дядей, бабушек. Это давало силы жить и верить.
Я пробыла там три года. И были люди, которые так и не поверили, что я — это я.
— Это не министр. Это двойник. Министр не жила бы со всеми, не полола бы траву, не ела бы еду из общей столовой.
И все-таки — это я. Бывший министр. Но в первую очередь — человек.
Новая попытка получить свободу
Прошло полгода после первого ходатайства на условно-досрочное освобождение. Подаю второе ходатайство.
Снова отказ. Судья требует письмо-согласие потерпевшей стороны. Потерпевшая сторона в моем деле — Агентство по статистике. Теперь это уже Комитет по статистике при Министерстве экономики. Кто-то не досмотрел в ходе очередных административных преобразований и понизил статус статистики, хотя мы работали над тем, чтобы, наоборот, повысить статус и независимость статистики.
— У Комитета по статистике нет ко мне претензий. Комитет ничего не должен бюджету. Бланки были получены, оплачены и использованы. Мероприятие проведено. Бюджет 2009 года закрыт. Претензий ни у кого нет.
— По решению суда есть иск.
Я уверена, что Комитет по статистике даст письмо-согласие. Но суд не хочет ждать пару недель. Звоню адвокату. Адвокат пишет запрос в Комитет. Комитет дает письмо-согласие сразу. Но до следующего суда еще полгода…
Я понимаю, что письмо Комитета не поможет. Меня никто не освободит. Никто, кроме одного человека. В нашей стране система принятия решений выстроена так, что все зависит от одного человека.
Часть 6. Свобода
Письмо дошло до адресата
2016-й год. Лето.
«Уважаемый господин Президент.
… Я работала честно и эффективно. …Я никогда не нарушала законы… В стране не было бумаги нужного количества и качества и типографии большой мощности…Я обратилась за помощью к советнику президента соседней страны по связям с бизнесом…
Мы реформировали Агентство, мы провели Перепись населения… Ни я, ни мои заместители ничего не знали о субподрядных фирмах и схемах ухода от уплаты налогов… У меня не было ни обязанности, ни юридического права контролировать движение денег после оплаты товаров и услуг…
Я прошу Вашей помощи в оправдании и освобождении».
Это практически копия письма 2009-го года. Я помню то письмо почти наизусть. В нем нет признания вины. Добавился только абзац про суды и отбытые сроки.
На этот раз, в отличие от 2009 года, письмо было передано и дошло до адресата.
Письмо имело ответ — был местный суд, после чего меня перевели в колонию-поселение. Так прошло еще полтора года.
Колония-поселение считается «заменой на более мягкое наказание». Там